Берёзки…берёзки, похоже, более опытный художник рисовал так- окунал кисть в белила и резким росчерком поднимался вверх, пока кисточка не переставала белить.

Остальные деревья, очевидно, насмотрелись картин художника Ю. Ракши и им просто до чёртиков захотелось так выглядеть по Ракшински....

И пока я размышлял над обликом несущихся галопом деревьев, солнце все клонилось и скатывалось. Небо стало сверху серо-голубоватым, ниже – бледно серым, а совсем близко к солнышку и горизонту- слабо розовым.

Вообще все очень походило на печальный лирический фон, написанный старинным художником на тончайшем холсте, подсвеченном с изнаночной стороны фонариком. Такой же закулисный фонарик с ярко-красным фильтром изображал солнце, резво передвигавшееся совсем низко над бутафорским дальним леском и не отстававшее от поезда…

А после поезд повернул. Небо побледнело красками, солнце, не рассчитав, проскочило вперёд, обогнало нас и скатилось по инерции куда-то за очередной лесок…

Русские сумерки превратились из официально "упоительных вечеров" в провинциально-кондовые… У нас во всём так- вот объявляют власти, что то-это то, а так- это -вот эдак и баста. А как только отвернутся они- всемерно о нас заботящиеся, или сморгнут, а не то какое другое важное дело почнут, мы мигом р-раз и уже провалились, аки в седую быль, в свою, неофициальную и вполне неформально-аполитичную действительность, неблагодарные… И хорошо-то нам в ней, куда лепше, чем в указом объявленной да разрешённой…

И только мне начало спокойно и хорошо становиться от такой картины- цистерны, платформы и полувагоны… Гремя, лязгая и поскрипывая возникли посередь тысячелетнего русского спокойного благолепия и промчались, стадом одержимых дьяволом железных коней…

Так и жизнь наша, только налаживается и мы мыслить начинаем спокойно, как нас по ушам и мозгам – хрясь-незалежной, бабах- Сирией, трах- Трампом, сговором, да санкциями…

А на небе уж луна вовсю, небо само поблёскивает… Базарная… Едем дальше, Русь!

Базарная

В Базарную втянулись потемну. Близкую остановку вагонов обозначала лишь одинокая старая водонапорная башня. Отшагнув от путей закуталась она зябко с головой в деревянный воротник, да так и задремала.

Поезда поездами, а за более, чем вековую свою службу навидалась она и притерпелась ко всяким, хошь бы и к московским составам. Эка, себе, невидаль- погудит постучит, да и убудет согласно расписанию.

Вслед за башней и здание воксала проплыло за окошками вагона. Тяжёлое, длинное, выкрашенное в бежевый с белым цвета, света внутри оно тоже не зажигало.

Пусто и перед ним, ни пассажиров садящихся, ни сошедших с поезда, ни станционных служащих. Только ночь, тишина, красотища…

Вот строили же когда-то…Что ни сооружение- с характером, своим видом и назначением. Не то, что наша мода на сэндвич- панели и синий профнастил…

Метрах в положенных пятидесяти от воксала- удобства. Тоже крашеное ухоженное строеньице с тёмными полуокошками вверху и буквами "эм" и "жо"…

Локомотив просипел простуженно, и мы тихо тронулись. Просто мне нравится такой оборот. Показывает он всю неоднозначность жизни, и посему понять, кто, как, когда и зачем тронулся часто невозможно, но слово это читателю намекает на некую ненормальность в нашем общем мире…

А дальше поехала назад вся Базарная за нашими окнами. Домишки, светящиеся чаще двумя-тремя окошками; сооружение с парой дли-инных труб, одна из коих шибко дымила белейшим, хотя в ночи всякий дым, думаю, покажется белым; переезд с будочкой, опущенным шлагбаумом и рабочим в жилетке и с корытом на верёвочке, заблокированным между его полосатой "рукой" и путями....

Отдельно упомяну подвешенные под фонарями световые желтоватые конусы, в коих, подобно стеклянным шарикам, которые потрясёшь- и белые хлопья кружась опускаются на крохотный пейзажик, или снеговика, вьются и падают вполне настоящие снежинки…

Тут лесопосадка сперва несмело, а вскоре окончательно закрыла жильё, никакой Базарной будто и не бывало.

А вот снег за окнами был… И, как говорится "мело во все пределы". Встречь движению нашему весело летели, степенно опускались, игриво кружились друг возле друга десятки, сотни тысяч, снежинок, а иные шалуны и вовсе забыв стыд и приличия прилеплялись одна к другой и отдавшись ветру неслись им, куда попало…

А я вдруг вспомнил окошко в бараке возле путей, где невзирая на начало только декабря электрогирляндами подмигивала тёмной ночи маленькая ёлочка. И пускай ветер, ночь и метель за стеной, а кому-то тепло, уютно и радостно… И той маленькой радости достало и нам, тем некоторым пассажирам, кому посчастливилось заметить это доброе чудо.