Шрифт:
Билли снова стала сама собою. Смущение улетучилось.
— Можно сказать и так. Он — композитор.
— Да, я знаю. Пишет всякие песенки.
Билли окинула его снисходительно-сочувственным взглядом.
— А вам, дикарю, и невдомек, что за это платят?
— Платят? Да. Но сколько? В мои дни композиторы еле перебивались.
— Может быть, вы перестанете ссылаться на «ваши дни», как будто вы Ной какой-нибудь? Вы — молодой человек, сколько же повторять! Послушайте. Помните вчерашнее представление? Ну, где я играла самую что ни на есть главную роль, а вокруг меня крутилась всякая мелочь? Так вот, Джордж написал музыку.
— Я знаю. Он мне сказал.
— Ну, а сказал он вам, что получает три процента от сборов? Вы видели, сколько вчера было публики. Это нормальный, средний зал. Мы собираем больше четырнадцати тысяч долларов в неделю. Доля Джорджа… нет, не могу посчитать в уме, но что-то около четырехсот долларов, восемьдесят фунтов на ваши деньги. А говорил он вам, что этот самый спектакль шел в Нью-Йорке больше года с огромным успехом, теперь его ставят еще три труппы? А упомянул он, что это его девятый спектакль и семь других имели такой же успех? Заметил ли он мимоходом, что получает процент с каждой записи и по крайней мере десять его вещей разошлись тиражом в полмиллиона экземпляров? Нет, конечно — нет, ведь он не из тех, кто трубит на каждом углу о своих доходах. Теперь вы знаете все.
— Так он богач!
— Я не знаю, кого вы называете богачом, но, чтобы не соврать, в хороший год, в разгар сезона, у Джорджа, ну, скажем, пять тысяч долларов в неделю.
Лорд Маршмортон был просто поражен.
— Тысячу фунтов в неделю! Господи!
— Так я и знала, что вы ахнете. Пока я рекламирую Джорджа, позвольте добавить еще одно. Джордж — один из лучших людей на свете. Я его знаю, можете мне поверить, если в человеке есть какая-то гниль, шоу-бизнес выплеснет ее на поверхность. Если ее в нем не видно, значит, ее нет. Джордж. — парень что надо.
— По крайней мере, у него отличная заступница.
— О, я горой стою за Джорджа! Побольше бы таких, как он… Ну ладно, довольно мне копаться в ваших делах, пора двигаться. У меня репетиция после обеда.
— Ну и Бог с ней! — по-мальчишески сказал лорд Маршмортон.
— Да? А через сколько минут, по-вашему, меня уволят? Не могу себе позволить такой роскоши. Я — человек рабочий.
Лорд Маршмортон покрутил в пальцах окурок сигары.
— Я бы предложил вам другую работу, если бы вы согласились.
Билли остро взглянула на него. Разные мужчины в подобных обстоятельствах уже делали ей подобные предложения. Она почувствовала некоторое разочарование.
— Да? — сухо сказала она. — Валяйте.
— Вы, конечно, поняли из разговора с мистером Бивеном, что моя секретарша сбежала и вышла замуж. Не хотите ли занять ее место?
Обескуражить Билли было нелегко, но тут она удивилась. Она ожидала совсем другого.
— Ну вы и шутник, папаша!
— Я говорю совершенно серьезно.
— Вы можете себе представить меня в замке?
— Могу, очень даже просто, — в лорде Маршмортоне не осталось никакой светскости. — Пожалуйста, соглашайтесь! Должен же я когда-нибудь закончить эту треклятую историю. Все семейство ждет. Не далее как вчера моя сестра Каролина загнала меня в угол и битых полчаса надоедала мне. А о новой Алисе Фарадей мне страшно и подумать. Очаровательная девушка, да, очаровательная, но… но… да будь я проклят, если найму такую же!
Билли так и захлебнулась от смеха.
— Ну, такого пыла!… — выговорила она. — Удивительный вы человек, папаша! Вы даже не знаете, умею ли я печатать на машинке.
— Нет, знаю. Мистер Бивен сказал мне, что вы были машинисткой.
— А, значит, Джордж тоже рекламировал меня! — Она призадумалась. — Должна признаться, я бы с удовольствием Ваш дом мне очень понравился.
— Ну что ж, решено, — властно сказал лорд Маршмортон. — Ступайте в театр и скажите… все, что полагается говорить таких случаях. Потом отправляйтесь домой, собирайте веши и ждите меня на вокзале Ватерлоо в шесть часов. Поезд отходит в шесть пятнадцать.
— Возвращение скитальца с блондинкой типа вырви-глаз? Да, вы это ловко устроили. Думаете, семейство меня примет?
— К чертям семейство! — храбро отвечал лорд Маршмортон.
— И еще одно, — сказала Билли, удовлетворенно обозревая свое отражение в пудренице. — Может быть, у меня слишком сияет макушка, но я не крашу волос. С детства такая.
— Я и на секунду не предполагал…
— Значит, вы — прекрасная, доверчивая натура. Молодец, папаша!