— Я... я не могу разглядеть панель управления, — сказала Соколова. Голос выдавал волнение.

— Ну так включите свет на вашей чертовой панели; и вы должны были сделать это еще до того, как мы вышли в море.

Вот так. Нужно привести ее в чувство.

— Я не могу разглядеть выключатель освещения панели, — резко сказала она.

— А разве вам не выдали фонарик? — спросил он грубо.

Послышалась раздражающая возня, и несколько секунд спустя на белых переборках каюты подлодки отразился яркий свет.

— Вот, я нашла выключатель, — сказала она, и фонарик погас, погрузив их в полную тьму.

Гельдер вытянул дроссель и дал лодке погрузиться, пока она не коснулась дна.

— Прекрасно. Теперь вы лишили меня возможности видеть в темноте. Будем ждать, пока глаза привыкнут.

— Извините, капитан, — произнесла она мягко. — Я так виновата, я и не подумала.

Хорошо. Наконец-то она уже зовет его капитаном, хотя он и не просил ее об этом. Он дернул на себя ручку управления и дал полный газ. Он услышал, как Соколова задохнулась, когда лодка взвыла и рванулась к поверхности. Ухмыляясь, он вывел судно на глубину два метра. Надо полагать, он эту девушку обкатал; теперь надо разобраться, собирается ли она быть в их миссии кем-то большим, нежели пассажиром.

Сердце Рул методично колотилось о ребра, когда она оказалась за столом напротив Алана Никсона. Поскольку она интуитивно чувствовала, что ухватилась за что-то важное, она знала, что от этой встречи зависит, каким будет продолжение. Ведь она и Никсон, они такие разные. Она была подготовленный и опытный работник, блестящий, импульсивный, даже дерзкий. Но вряд ли умеющий оценить политические последствия своих действий.

Никсон же был опытным исполнителем, но не аналитиком, он руководствовался политическими соображениями, и если у него не было ее хватки в разведывательном анализе, то, во всяком случае, он редко предпринимал неверные шаги там, где дело касалось требований финансирования или рекомендаций по тем или иным действиям. И если она думала об удовлетворении своих интересов, то он — о том, от кого последует новый запрос на слушания в комитете, и как лучше провести эти слушания. Она глубоко вздохнула и приступила.

— Алан, мне нужна твоя помощь.

Именно просьбу она сочла лучшей формой, а не просто заявление.

— Конечно, Кэт. Все, чем могу.

Никсон положил ноги на стол и сложил руки на животе — наиболее благожелательная поза, как по опыту знала Рул. Затем последовало:

— Что-нибудь о твоем Майорове?

Неприятно. Он уже занервничал, едва Рул собралась затронуть этот вопрос.

— В частности, — сказала она. — Но вопрос стоит шире. Позволь, я начну сначала. Разумеется, тебе-то все и так известно (черта с два), а мне же приходится все собирать по крохам, а ведь это и в твоих интересах, так что прояви снисходительность.

Никсон глубокомысленно кивнул.

— В октябре 1981 года советская подводная лодка класса «Виски» села на мель у берегов Швеции, недалеко от секретного военного объекта. Ты помнишь, об этом широко писали газеты, а потом уже в разных частях шведского побережья стали замечать перископы. Примером такого рода может служить случай со шведским военно-морским офицером, который, обедая в деловой части Стокгольма, вдруг уловил шлепок исчезающего перископа, в то самое время, когда там с визитом находились три американских военных корабля.

Брови Никсона поднялись.

— Ну, в целом это не означает ничего нового — заявления о советских подводных лодках, шныряющих в шведских водах, звучат давно. Мы-то предполагали, что они там плавают для тренировки своих экипажей в водах пусть и не дружеских, но уж не явно враждебных. Тем более, что они плавали там почти двадцать лет. Но после случая «Виски» на скалах" количество заплывов дошло до двухсот в год, причем некоторые из них носили весьма странный характер.

— Например? — спросил Никсон, забыв о предположении, что ему все известно об этом.

— Прежде всего, как правило, обнаруженные подводные лодки прекращают прорыв и убираются восвояси. А эти же в большинстве случаев продолжают продвигаться в глубь шведских вод, даже будучи преследуемы. Второе: должны быть достоверные сообщения о том, что видели даже не лодки, а аквалангистов, высаженных с них или уходящих в море. И даже представители местной милиции стреляли по ним, но так никого и не поймали. Но самое странное во всем этом, что ни шведское правительство, ни их военные или разведка, ни наши военные или разведка, не в состоянии выдвинуть ни одной убедительной теории, почему Советы так делают. Нет, впрочем, теорий полно любых, от утверждающих, что это просто тренировки, до говорящих о том, что это просто забавы и игры, но ни одна из них ничего не добавляет к пониманию вопроса: что Советы с этого имеют и что теряют, и в чем тут их выгода? Ведь мировая пресса вроде бы так их унизила после посадки подлодки на мель у берегов Швеции, а они и не прекращают своих вторжений. Более того, как я подсчитала, количество заплывов после того случая возросло почти в десять раз.

— Ну хорошо, Кэт, ты права, ситуация в целом озадачивает. И у тебя есть новая теория, почему они так делают?

Рул подняла руку.

— Нет, не новая, но кое-что, подтверждающее старую. Но чтобы держаться за нее крепко, необходимо учесть несколько иных точек зрения. Они освещают дело с разных сторон и позволяют создать широкую картину, в которой я могу разглядеть Майорова как, может быть, ключевую фигуру.

Никсон снял ноги со стола и уселся прямо. Выражение его лица уже не было безразличным.