— Мы должны сделать то, что он хочет, — сказала она шепотом.

— Ты с ума сошла? — вытаращился я на нее. — Он хочет твое тело.

— Ну, значит, он не настолько гей, насколько я подумала.

— Твое мертвое тело, Кэт, тут не до шуток! Я сказал ему, что ты погибла. Теперь я должен…

— Я знаю. Я все слышала.

— И говоришь — «мы должны сделать то, что он хочет»? Мне что, убить тебя?

— Я и так мертва. Смотри. — Она шлепнулась на спину, раскинула руки.

— О, Боже.

— Давай, — прошептала она. — Неси меня к нему.

Я на руках и коленях подполз к ней.

— Таким дешевым трюком его не проведешь.

— Мы выиграем время. Пока он не подберется поближе, он не поймет. Возможно, это даст нам шанс.

— Как, черт возьми, я тебя снесу?

— Как обычно несут мертвое тело. Торжественно.

— Что, если я тебя не удержу? Что, если я уроню тебя?

— Будет правдоподобнее.

— О, потрясающе.

— Только роняй осторожно.

— Почему нам не остаться здесь? Он достать нас не сможет. Стемнеет, и потом мы…

— Мы не можем так поступить, Сэм.

— Я не хочу потерять тебя.

— И не потеряешь, — подмигнула Кэт. — Теперь подбери меня прежде, чем он что-то заподозрит.

— Кэт, пойми, он знает, что ты не мертва.

— Он не знает, он только думает, что знает. Мы его переубедим. Давай, неси меня.

Как только я присел на корточки рядом с ней, она забросила левую руку мне за шею и чуть приподнялась. Я просунул одну руку ей под спину, другую — под ноги.

— Пошли, — сказала она.

— Ты не можешь меня так держать.

— Да знаю я. — Она опустила левую руку вдоль тела, правую — вытянула рядом, на земле. — Вот эта будет безжизненно болтаться. В сценариях же так пишут?

Я не мог не улыбнуться.

— Да, — сказал я. — Так.

Я встал прямо, держа ее на руках, как жених, собирающийся пронести невесту через порог… или как тот крестьянин из «Франкенштейна», что нес свою мертвую дочь в деревню.

Жаль, что Кэт была тяжелее той девчушки.

Я вышел на край выступа, пошатываясь от нагрузки.

— Привет, Кэт! — крикнул Снегович снизу.

Она не ответила.

— Могу я просто оставить ее здесь? — взмолился я. — Она ужасно тяжелая.

— Тяжелая, говоришь? Тогда скинь мне ее сюда.

Покачав головой, я сделал два шага от края. Тело Кэт закрыло мне вид на Снеговича. И я понял, что у меня не выйдет снести ее вниз. Во-первых, идти бы пришлось почти вслепую, не глядя под ноги. Во-вторых, вес Кэт слишком сильно нагружал мне руки и спину, из-за чего страдало мое равновесие.

А до следующего валуна внизу, на котором можно было удержаться без опаски падения, было добрых полтора метра.

Повернувшись спиной к Снеговичу и прошептав Кэт виси как висишь, я опустился на корточки и осторожно сгрузил ее на землю. Когда ее затылок соприкоснулся с камнем, она поморщилась, но у Снега, конечно, не было никаких шансов это увидеть. В целом, пока она хорошо справлялась с ролью трупа.

Оставив ее лежащей на спине, я подобрался к краю, спрыгнул вниз и, обратившись к ней, стащил следом за собой — за руку и ногу. Кое-как взвалил на плечо — обхватив за ягодицы. Кэт хихикала, когда я безрезультатно возил руками по ее заднице, пытаясь найти точку опоры получше, но еще сильнее смеялся внизу Снегович — так что, опять же, волноваться за нашу хитрость было пока напрасно. Гаденыш бы ничего не услышал за собственными гомерическими приступами веселья.

Подойдя к краю нового уступа, я прижал ее ноги к своей груди. Вес перераспределился получше. Какая-то часть тяжести ушла… или же я к ней привык.

Или же Кэт слишком хорошо изображала мертвую.

— Ты в порядке? — на всякий случай спросил я.

Она не ответила. Возможно, вовсе меня не слышала. Говорил я тихо, а ее голова была опущена мне за спину и пребывала сейчас где-то в районе моей талии.

Я не рискнул сказать ей что-либо еще. Только легонько погладил по ноге.

Снегович, на крыше фургона, все еще держал Донни за волосы. Нож, правда, опустил. Он больше не смеялся — только скалил зубы и, покачивая головой, смотрел, как я тащу Кэт по каменистому склону.

И Донни смотрел тоже. Уголки его губ как-то неправдоподобно далеко оттянулись назад, и выглядело так, будто он ухмылялся на пару со Снеговичем. Конечно, это была лишь гримаса. От глубоких ран на его груди бежали кровавые дорожки, исчезавшие лишь у отворотов его ботинок… то есть, конечно же, ботинок Кэт.