Грассо Патриция
Шрифт:
— Думаю, вы пожелаете по-новому убрать эту комнату, — сказала Гэбби, когда мыла волосы своей новой госпоже. — Так, чтобы она больше походила на апартаменты знатной леди, верно?
Не успела Роберта ответить ей, как Гэбби решительно погрузила ее голову в воду, чтобы прополоскать волосы. А когда Роберта, фыркая и хватая ртом воздух, вынырнула на поверхность и собралась было выбранить ее, та уже снова заговорила:
— Горди, наверное, захочет завтра показать вам Инверэри. Тогда вы увидите и моего Дьюи.
— Дьюи? — отозвалась Роберта.
— О, он мужчина что надо, — начала изливаться горничная. — Он мой муж, знаете ли. Дьюи красавчик и самый смелый воин у нашего хозяина. — Девушка помолчала, а затем добавила: — Хотя есть у него один маленький недостаток.
— Какой же? — спросила Роберта, забавляясь ее болтовней.
— Моего Дьюи никогда не бывает рядом, особенно когда он нужен. Герцог вечно сердится на него за это. А когда наш добрый лорд напивается…
Горничная осеклась, услышав звук хлопнувшей двери.
— Ну, я очень рада, что вы уже познакомились друг с другом, — начала Бидди, шагая через комнату. Она несла на подносе тарелки с паштетом и мясом, а через руку у нее были перекинуты ночная сорочка и домашний халат.
— Гэбби, подай это своей госпоже, пока она греется в ванне, — приказала Бидди, передавая внучке поднос. Потом положила одежду на кресло, которое, чтобы освободить место для ванны, отодвинули в сторону, и повернулась к Роберте.
— Я бы тоже осталась поговорить с вами, но вижу, вы устали, да и ужин пора подавать, — сказала экономка. — Я вам и сказать не могу, до чего же я счастлива, что в Инверэри наконец снова появилась хозяйка. Уж столько лет прошло, как я не слышала здесь ангельского голоска младенца.
Женщина улыбнулась и сразу исчезла за дверью.
Роберта смущенно вздохнула. Хотя она и собиралась когда-нибудь стать матерью, произведя на свет наследника Инверэри, но вовсе не желала пожертвовать своим счастьем, лишь бы маркиз спокойно спал по ночам.
Потянувшись к подносу за куском мяса, который предложила ей Гэбби, она вдруг застыла с рукой, повисшей в воздухе, — девушка с удивлением смотрела на ее родимое пятно.
Черт побери, подумала Роберта. Болтовня горничной настолько расслабила ее, что она забыла о своем уродстве.
— Тебе вовсе нет необходимости быть моей камеристкой, — с горечью в голосе сказала Роберта. — Я… я отпускаю тебя.
Гэбби быстро перевела взгляд с пятна на лицо своей госпожи.
— А почему вы решили отослать меня? — негодующим тоном спросила она.
Ее слова удавили Роберту:
— А как ты сама? Разве ты хочешь прислуживать мне?
— Разве б я стояла здесь, если бы не хотела? — проворчала Гэбби, забыв всякое уважение, приличествующее служанке по отношению к своей госпоже. — А то окажется, что мой Дьюи не единственный у нас, кого никогда нет рядом именно в тот момент, когда он нужен больше всего.
Роберту нисколько не задел непочтительный тон служанки. Она протянула левую руку, чтобы девушка рассмотрела ее.
— Так это пятно не испугало тебя?
— Нет. — Гэбби посмотрела ей прямо в глаза и в свою очередь спросила: — А вас это беспокоит?
Роберта понимала, что девушка кривит душой, но была благодарна ей за это. Она улыбнулась, хотя только глухой не расслышал бы горечи в ее тоне, когда она заговорила:
— Да, Гэбби. Иногда оно доставляет мне мученья, причиняет боль.
— Ну что ж, скажите мне, когда это случится, — ответила Гэбби нарочито легкомысленно. — Я попрошу бабушку Бидди приготовить вам припарку.
— Спасибо тебе.
— За что?
— За то, что ты такая.
Гэбби хмыкнула и, покачав головой, сказала:
— А какой же мне еще быть?
Роберта встала и завернулась в большое полотенце. Потом вышла из ванны и позволила служанке вытереть ей волосы. Надев ночную сорочку, она села на край постели.
— Достань у меня из сумки гребень, — приказала Роберта. — А потом можешь спуститься вниз и поужинать.
— Вы не хотите, чтобы я расчесала вам волосы? — спросили Гэбби. — Это ведь моя обязанность.
— Верно, но я хочу сначала высушить их.
— Ну, тогда я пойду, — сказала девушка, подбирая с пола разбросанную своей госпожой одежду. — А что делать со всем этим?
— Сожги.
Как только за Гэбби захлопнулась дверь, Роберта поднялась и придвинула кресло к окну. Потом села и стала расчесывать мокрые спутанные волосы, всматриваясь в мрачные очертания гор.
Сгущающиеся сумерки, предвестники ночи, всегда волновали Роберту больше, чем любое время дня. Она любила таинственную красоту ночи еще и потому, что, скрадывая все изъяны и пороки, ночная тьма словно облагораживала мир.