— Что ж вы не дождались меня? — без намека на раздражение, с веселой укоризной спросил он.

— Здесь от моего дома пятнадцать минут на метро.

— Я бумаги просмотрел, с оперуполномоченным, выехавшим первым на место происшествия, поговорил, теперь ваша очередь поучить меня.

— Тогда для начала послушай жену. — Самойлов присел на батарею и включил диктофон: — «…Их никогда не найдут! Их сожрал лифт!»

— Пьяная, что ли? — озаботился Гоша.

— Есть такое дело.

— Как же мы тогда будем работать с основной подозреваемой?

— Никак, — насупился Старик. — Ее уже до нас уработали. А что, она основная подозреваемая?

— У ваших бывших коллег версия одна — жена. Хотя и не совсем доработанная версия. Зачем она избавилась от мужа и ребенка, если в деле нет явной связи на стороне? Неужели из-за страховки?

Самойлов подумал, что, может быть, он и потерял нюх к старости, но эта женщина была в таком шоковом состоянии от горя и так отчаянно храбрилась, что Старик отмел эту версию сразу. Он вызвал лифт, оглядел дверь квартиры напротив и посмотрел на часы.

Гоша тоже посмотрел на часы.

— Десять тридцать пять, — отрапортовал он. — Запомним. Я вошел со следователем Самойловым в лифт в десять тридцать пять. Сентябрь, суббота, ноль четвертый год.

— Зачем тебе?

— А вдруг вы раскроете это странное исчезновение за сорок три минуты? Побив рекорд нашего юриста Кравека — он в девяносто седьмом за сорок четыре минуты…

Самойлов уже не слушал, он полностью отключился, сосредоточившись на разглядывании стен лифта. Надписи на английском языке на стенах и потолке. Большинство — неприличные. Самойлов, не обращая внимания на подробное описание Гошей подвига юриста Кравека, включил диктофон и начал говорить:

— В лифте их убить не могли — его осмотрели до миллиметра, никаких следов крови или борьбы. Утро рабочего дня, в подъезде всегда народ. Все соседи опрошены. Их не видел никто. Если бы они вышли из подъезда — подошли бы к автомобилю. На улице в это время у своих машин находились два жильца из этого подъезда, по их показаниям — не подошли. Начать нужно с того, что они не выходили из подъезда. Лифт спускается вниз. По дороге он может остановиться, если кто-то внизу нажмет вызов. К ним могли подсесть. Один человек, в крайнем случае — двое… Отключить, затащить в одну из квартир с девятого по второй этаж. В восемь утра рабочего дня?… Не лучшее время для такой развлекаловки. Двадцать три квартиры. По две на площадке, кроме первого этажа, там — одна. Все квартиры семейные, двадцать квартир с детьми и стариками, две пустые — жильцы в отъезде, одна продается фирмой, тоже пустая. Осмотрены в день происшествия. Никаких следов. В подвал вход с улицы, чердак заперт на замок, кроме того, жильцы последнего этажа перекрыли к нему последний пролет лестницы решеткой. Что из этого следует?

Не выдержав пристального взгляда Самойлова, Гоша упер глаза в пол, соображая.

— Остается — лифт? — прошептал он и скорчил испуганную гримасу, дурачась.

Хлопнула дверь подъезда. Это был почтальон. Молодой парень. Газеты разбрасывает быстро. Старик вышел из все еще открытого лифта, подошел поближе.

— Почему так поздно? — спросил он.

— Реклама! — сказал парень, не отрываясь от дела. — Утренние газеты давно раскиданы, у них без опозданий! К семи тридцати.

Из приехавшего грузового лифта вышла женщина в наброшенной на длинный халат короткой шубке. Шлепая домашними тапочками, подошла к почтовым ящикам. Достала почту, повертела в руках письмо со множеством цветных марок.

— Это не мое! — обратилась она к уходившему парню.

— Я — реклама! — крикнул он. — Отдайте почтальону.

Хлопнула дверь подъезда. Женщина вертела в руках письмо.

— Написано — заказное и срочно, что ж они его в почтовый ящик бросают? — обратилась она к Старику. — Отнесу, пожалуй, это этажом выше, вдруг что-то важное…

Старик задумчиво смотрел на номера квартир на почтовых ящиках.

— Минуточку! — крикнул он женщине у лифта. — Подождите, не уезжайте. Это очень важно. Вы сказали — заказное?

— А вы кто такой? — Женщина смотрела недоверчиво.

Старик достал удостоверение:

— Я по поводу исчезновения мужчины и девочки.

— Ужас! — вроде бы даже обрадовалась женщина. — Это что же творится, утром по пути на работу исчезают люди?!

— Вы сказали, что письмо для ваших соседей. — Старик жестом не дал женщине договорить. Открылся и закрылся, никого не дождавшись, лифт. — И вы это письмо решили занести сами… Оно показалось вам важным, да?

— Так ведь написано же — заказное! Что ж они заказные — в ящик?! А мне нетрудно, там хорошая семья живет, как раз надо мной.

— Как раз над вами… Ваши ящики рядом, почтальон ошибся, бросил письмо не в тот ящик, вы занесете его сами… — бормотал Старик.

— Вам плохо? — спросила женщина.

— Ему очень хорошо! — весело ответил за Самойлова Гоша Капелюх.

— Разрешите, мы поедем с вами? — спросил Старик. — Нам десятый.

В лифте женщина не выдержала и откликнулась на улыбку молодого обаятельного человека невольной растяжкой еще не накрашенных губ.

— Что-то придумали? — спросил Гоша, когда она вышла на шестом.