Когда я обнаружил второй сандалий, то закричал на всю округу, разбудив ворон, чёрной тучей взметнувшихся с веток сосен: окровавленный, он был надет на оторванной ножке сына. Поодаль лежала дочь. Она была… была без…

В ушах зазвенело. Ночь белым пламенем ослепила глаза. Я кричал и выл, кричал и выл… и смотрел на то, что осталось от моей семьи, пока… Пока кто-то не дотронулся до меня.

И я проснулся.

– Ты чего, Стэн? – Ли тормошила моё плечо.

Я тяжело дышал и смотрел на потолок: мерещилось, что он опускается на меня. Сознание с трудом перестраивалось на явь: всё ещё казалось, что одной ногой я там, на горячем песке среди дюн. Господи, это всего лишь сон! Удары сердца отдавались в висках. «Как хорошо, что это сон», – обрадовался я.

Когда полностью проснулся и осознал, что нахожусь дома, повернулся к жене. По выражению её лица догадался, что сильно напугал её своими криками.

– Страшный сон приснился… – успокоил её.

– Очень?

– Да.

И хотя я уже испытывал облегчение и счастье оттого, что это был всего лишь сон, на всякий случай спросил Ли: – Как дети?

– Сейчас иду будить их. – Она поцеловала меня и поспешила вниз в детскую.

«Вот дерьмо! – подумал я. – Надо же такому присниться перед самым отъездом».

Сегодня первый уик-энд в этом году, который мы решили провести на побережье. Сегодня открываем сезон: едем на орегонские дюны, на наше традиционное семейное барбекю. Нас не было там с осени прошлого года. Такое приятное мероприятие – и такой дерьмовый сон. Тьфу ты! Чуть всё настроение не испортилось.

Постепенно я привык к действительности. Снизу послышались голоса: недовольный сынишка захныкал, отказываясь просыпаться (ему четыре годика, зовут Вильсон); Ли пытается его взбодрить, рассказывая про море, которое ждёт его, и про большие волны; дочь, её зовут Мерил, ушла в ванную, она старшая у нас, ей семь. Слава богу, это был сон – страшные картины ночного кошмара продолжали обрывками кружиться в памяти. «Никаких предрассудков, ковбой, – подавлял я неуверенность в себе, – это всего лишь тупой сон. Надо собираться в дорогу, ехать. Мы так долго ждали этого дня». Я поднялся с кровати и поспешил вниз.

Было шесть утра, когда мы запихнули последний свёрток в багажник «Джипа» и через минуту тронулись в путь. Через пятнадцать минут мы покинули Юджин и по 126-ой хайвэй помчались на запад.

Раньше мы ездили через Ридспорт, пользуясь южной 38-ой дорогой. Но этот путь длиннее. По 126-ой, через Флоренс, и короче и интереснее. На всём протяжении извилистой трассы такие красивые пейзажи открываются, что словами не передать. По этой дороге хочется ездить и ездить. Горно-холмистые лесные пейзажи никогда не приедаются. А ещё хочу сказать следующее: такие вот минуты, когда я еду со своей семьёй в машине на отдых, одни из самых лучших и трогательных моментов в моей жизни. Во время подобных автопутешествий я чувствую себя счастливей всех счастливых, ощущаю себя самым лучшим семьянином, у которого самая лучшая жена и самые прекрасные дети. И тогда мне хочется похлопать себя по щекам, ущипнуть себя, чтобы убедиться: а не сплю ли я? Ведь подобная идиллия может быть не иначе, как только во сне. Но нет, ущипнув себя, убеждаюсь, что вокруг – реальность: а сам я, что ни на есть, самый лучший и счастливейший родитель и муж.

– Ну ты сегодня стонал, дорогой, – жена напомнила мне про ночной кошмар. – Думала ты своими завываниями и детей разбудишь. Тебя что, резали во сне?

– Приснится же ерунда… – Хотя ночной сон уже не так пугал, постепенно растворяясь в прошлом, я всё же поёжился. Лёгкая тревожность оставалась и оттого, что приснившийся сон как бы опережал события сегодняшнего дня. Создавалось такое ощущение, будто сейчас повторяется сюжет сна: мы всей семьёй едем на дюны тихоокеанского побережья.

– Что моему мальчику такое страшное приснилось? – Ли погладила меня по голове, как ребёнка.

– Забыл, – соврал я. Не рассказывать же мне в подробностях содержание сна про их собственную смерть. К тому же, мы едем на то же место, где они погибли в моём кошмаре. Ли это напугает. Она может расценить это, как плохую примету. Поэтому я в шутку ответил: – Домовой приснился.

– Да уж. Меня домовой так бы не напугал, как твои стоны…

– Дамаёй, дамаёй, – послышался голос Вильсона за моей спиной на заднем сиденье.

– О, кто там проснулся? – мы с женой одновременно в один голос спросили сына.

– Мы где? – Мерил тоже проснулась, стала потягиваться и озираться по сторонам.

– На полпути, – ответил я. – Не ты научила брата этому слову?

– Какому?

– Откуда он знает про домового?

– Не знаю.

– Да ладно тебе, Стив, может он случайно услышал наш разговор с Мерил. Она часто пересказывает фильмы ужастики, – попыталась закрыть тему Ли.

– Пить хоцю, мама. – Сын стал пытаться выбраться из детского кресла.

Ли попросила дочь открыть сумку и достать братику бутылку с напитком.

– Пап, мы волейбольный мячик взяли? – спросила Мерил, откручивая пробку на бутылке.

Меня передёрнуло:

/как во сне… /

– Взял.

Когда Мейплтон остался позади, салон автомобиля стал наполняться океанским просоленным воздухом: долгожданным, неповторимым, романтическим, освобождающим из плена цивилизационной замкнутости в самую что ни на есть настоящую свободу. Запах песка дюн, водорослей и морской воды, вперемежку с хвойным запахом, – необыкновенное сочетание ароматов. И незабываемое. Солёный воздух Тихого океана проникает в салон даже через закрытые окна, хотя до берега ещё больше двадцати миль. Этот запах такой стойкий и откладывается в памяти настолько крепко, что, даже находясь вдали от побережья, его помнишь всегда, и скучаешь по нему, как по кому-то родному. Так, наверное, оказавшись на внутриматериковой части суши, скучает по морю старый моряк, сошедший на берег по выслуге лет.