– Какое письмо?

– Ну, письмо в пчеловодное хозяйство. Нина Сергеевна узнала адрес. Мы напишем письмо, и нам пришлют пчел в посылке.

Павлик говорит:

– Можете писать сами: нас пчелы теперь уже не интересуют

– Почему не интересуют?

– Мы не хотим больше пчелами заниматься. Мы решили это дело бросить.

– Как так? – говорит Юра. – Мы ведь всем звеном взялись за эту работу, а вы не хотите.

– Ну, мы будем какую-нибудь другую работу делать. Разве только эта работа на свете и есть?

Юра стал уговаривать нас, но мы твердо решили:

– Не хотим, вот и все

Так ему и не удалось уговорить нас. Мы теперь хитрые: будем что угодно делать, а с пчелами пусть кто-нибудь другой возится.

Утром я проснулся и насилу встал с постели.

Шея у меня распухла и болит так, что даже голова не вертится. Если хочется посмотреть в сторону, то приходится поворачиваться всем туловищем. И еще шишка на голове болит. И рука болит.

Я пошел к Павлику. Он сидит дома, а на шее у него компресс из ваты. Мы стали с ним вдвоем ругать пчел за то, что они нас изжалили. Потом пришел Сережа с распухшим носом, и мы стали проклинать пчел втроем. Вдруг прибежал Гриша Якушкин:

– Ребята, пойдемте пчеловодный инвентарь делать.

– Это какой-такой инвентарь?

– Будем делать дымарь и сетки, чтоб не изжалили пчелы.

– Нас и так не изжалят, – говорим мы, – мы это дело бросили.

Гриша стал уговаривать нас.

– Нет, – сказали мы. – Пчеловодство нам уже надоело. Мы уже попробовали, а теперь вы сами попробуйте.

– Ну что ж, и попробуем.

– И тоже бросите.

– Не бросим. Мы не такие, как вы!

– А вот увидим.

Гриша обиделся и ушел.

Ну и ладно.

Вот изжалят их пчелы, тогда перестанут храбриться.

Сегодня шея уже не так болит. Головой можно вертеть, только не очень быстро. Если быстро вертеть, то еще немного болит. У Павлика шея тоже еще болит.

Приходил Гриша и показывал, какой они сделали дымарь. Напустил полную комнату дыму и ушел. Подумаешь! Будто мы дыму не видели!

Сегодня шея уже совсем не болит. И шишка на голове не болит. Да и шишки никакой нет. Уже прошла шишка, и голова тоже хорошо вертится. Даже махать могу головой. Только зачем мне махать головой? Я ведь не лошадь, чтоб головой махать. Больше ничего интересного не было.

Утром мы с Павликом пришли к Сереже и стали играть в шашки. Я выиграл у Сережи два раза, а у Павлика только раз, а Павлик у меня выиграл три раза, а у Сережи ни разу, а у меня Сережа тоже выиграл два раза. Вдруг прибежали Женя и Юра:

– Ребята, идите скорее! Пчелы приехали!

– Откуда?

– Ну, посылка пришла. Целый ящик, а в нем пчел видимо-невидимо! Так и кишат! И еще там две рамки с готовыми сотами. Идите скорее, будем пчел в улей сажать. Очень интересно!

Мы вскочили и хотели бежать.

– А! – обрадовался Юра. – Говорили, что вас пчелы не интересуют, а теперь самим интересно!

– И ничуточки не интересно, – говорим мы. – Будто мы пчел не видели!

– Видели, да не таких. Наши пчелы хорошие!

– Ну и целуйтесь с ними, если такие хорошие!

– И будем целоваться. А вы еще придете к нам. Юра и Женя ушли. Я говорю:

– Интересно пойти взглянуть, какие это у них там пчелы.

– Не надо, – говорит Павлик – Все скажут, что у нас никакой твердости нет.

– Почему?

– Потому что теперь ребята подумают, будто мы испугались трудностей и бросили дело, а когда за нас другие добились, мы тоже пришли. Раз мы твердо решили бросить, то нужно быть твердыми.

– Правильно, – говорит Сережа. – Мы всем докажем, что у нас есть твердость.

Вечером я пошел домой и стал думать о пчелах. Все-таки пчелы, по-моему, не такие уж плохие. Они честно работают и носят в свой улей мед. И очень дружно живут. Я ни разу не видел, чтоб две пчелы подрались между собой.

С утра мы сидели у Павлика и играли в шашки. Потом мне надоело играть, и я пошел домой. Дома я опять думал о пчелах. Почему они жалят: от злости или просто так? По-моему, все-таки не от злости.

Пчелы защищаются жалами от своих врагов. Если кто-нибудь нападет на улей, то они его жалят. Они даже медведя изжалят, если он полезет к ним в улей за медом.