– Спит еще. – Говорю, скрывая в раздражение на одноклассника подлинную суть недовольства.

Павел жадно смотрит на меня ошалелыми глазами, похоже не спал всю ночь. Лицо раскраснелось – он чем-то взбудоражен:

– Нам надо будет поговорить, – в голосе решимость и облегчение, говорит быстрее обычного, будто слова продрались через преграду и теперь несутся по инерции. – Что ты испытываешь ко мне? Не говори сейчас – я знаю, ведь и у меня те же чувства. Я понял и все тебе объясню. К чертям предрассудки! Но позже. Напомни… сам вспомню! Когда будем одни.

Мишка, споткнувшись, практически вывалился из подъезда и побежал к нам. Павел тут же вышел из салона ему на встречу, оставив меня в задумчивости через стекло наблюдать за нервными движениями учителя. Хотелось погрузиться в себя и обсудить с братом, что же только что случилось – но мы уже достаточно долго не разговаривали…

В дороге, предвкушая приключение, подростки весело галдели, молчали только я и Павел. Мне одновременно хотелось и избежать, и приблизить таинственный разговор.

Оставив микроавтобус, оперативно выгрузились, переоделись, накачали воздухом рафт, заняли указанные Павлом позиции. Стало не до разговоров. Только короткие команды и указания предводителя. Вода поднялась рекордно высоко и со слов встречающихся то тут, то там бывалых водников, была быстрее обычного.

Целью путешествия было добраться до утеса Звартес, со слов Павла, неописуемого места, которое хоть раз в жизни нужно увидеть. Но первым заныл Мишка, стуча зубами от холода, заявил, что у него немеют ноги. Мы уже несколько раз останавливались вычерпать воду или перенести рафт по берегу в обход опасного по мнению Павла участка, и тут мимо нас проплыло перевернутое каноэ. Павлу удалось зацепить его веслом, притянуть к рафту. Мы вновь пришвартовались к берегу отставить плавучее средство дожидаться хозяина.

– Надо закругляться. – Обдумав, доверил Павел мне свое решение.

– Может, еще немного?

Он посмотрел на меня, и, я понял, захотел угодить.

– Дойдем до ГЭС, тут уже недалеко, – кивнул он, – но оттуда назад по берегу.

И мы вновь опустили рафт на бурую, холодную, бурлящую воду.

Прошли совсем немного и услышали клич с берега: “Накоша эглэ нау брауцама!” Пока мы осматривались, Павел сразу все понял и вновь дал команду причаливать. Водный путь преграждала упавшая громадная ель, переломанная пополам. Мне показалось, что в месте излома пройти можно, но перечить капитану нельзя.

Привал. Команда греться у костра и возвращаться по берегу. Пока остальные собирают сухие дрова, с Павлом орудуем временный лагерь – остаемся одни, и я смотрю на него выжидающе – экстрим сплава объединяет и больше нет ощущения подвоха. Павел понимает, чего я жду, и говорит в этот раз по-капитански спокойно:

– А ты сам еще не понял? – и читая в глазах удивление продолжает, – я люблю тебя, и любовью большей, чем просто к ученику. И я знаю, ты тоже меня любишь – не морщься, отбрось предрассудки и пойми – это нормально. Взять древнюю Грецию – тогда даже государством поощрялась любовная связь ученика с учителем. Это правильно, любить то, что сильнее от природы и наделено большим умом…

Видя мой страх, Павел пытается успокоить:

– Я просто хочу учить тебя, делать подарки, ласкать и доставлять удовольствие. Ничего плохого! Пойми же ты. Я просто хочу тебя любить. – На этих словах его рука касается моей.

– Не трогай меня, животное! – одергиваю руку и замахиваюсь.

Шок. Закрываю глаза и врываюсь к брату. Посмотри, каким оказался твой Павел! Но Андрюша сидит перед телевизором хладнокровно спокойным. Бешусь – захлопываю внутренний мир, возвращаюсь обратно в реальный, думаю ударить, но вижу, что Павел этого ждет.

– Тронешь меня еще раз – убью! – отхожу к краю лагеря. Сдерживаю порыв убежать – ведь я-то как раз сильный мужчина, пускай скрывается он. Стиснув зубы стою спиной к лагерю, пока не возвращается команда.

И молчание вокруг огня и галдежа одноклубников. Обедаем, но кусок в горло не лезет. Павел дает команду собираться, но какой он мне командир!

Позади волоку ноги, это все Андрюша виноват, кто же еще. А я то! А Павел каков! Конечно, слабак он и баба, это сразу было видно. И даже при сплаве он сдался и не довел команду до конца. Но я ведь не такой, как он. Я мужчина, который ведет себя так, как подобает мужчине – не плачет, когда больно, терпит, идет вперед. Я опора. Я капитан хоккейной команды, как никак. Я не включаю заднюю – только вперед!

Каноэ – то самое, что мы вынесли на берег. Молча беру у Мишки весло.

Я-то дойду. Если есть неописуемое место, которое хоть раз в жизни стоит увидеть, я увижу его сейчас же.

Погрузившиеся в ледяную воду пальцы сводит судорогой, но ничего – сейчас пройдет. Сильнее гребу от берега – Павел кричит, но после признания я его не слышу – он для меня никто. Помню, что ель можно пройти в месте излома, но почему-то оказывается, что одному каноэ сложнее лавировать, чем командой управлять рафтом. Опрокидываюсь в воду, грудную клетку и горло мгновенно сковывает спазмом. Но, раз ты сейчас меня слушаешь, понимаешь же, что это далеко не конец?