Наверное у тебя есть вопросы относительно любви к себе или телесной любви.

Представь это так: ничего внешнего нет, нет прикосновений, поцелуев и всего такого, а ощущения наполняют тебя так ярко, как не было даже с партнером. Как будто съел таблетку счастья и она активно действует внутри.

Ну конечно, поначалу острота и восторг осознания божественного внутри тебя, как бы пульсируют, иногда исчезая надолго с поля ощущений, но радость и чувство секретика, некого незапланированного свидания – остаются внутри…

Мастер, давай поговорим, – Штирли призвала его дважды, трижды и даже повторила свою просьбу вслух, – Мастер, отзовись.

Я тут.

Ура!!! Давай помолчим, подышим вместе.

И они оба замолчали, попивая кофе, как старинный друзья, которым было хорошо вместе. Уютное молчание могло длиться бесконечно, так они дышали, трепетно прислушиваясь к другу, но идиллия не была постоянной, иногда человек был болтлив. Периодами он отделялся в свою человечность и терял Мастера из виду, из ощущений и даже из сновидений.

А сновидения были особой темой, они проявляли себя ярко, хотя и не запоминались детально. Иногда снилась бесконечная уборка мусора. А несколько последних месяцев сновидения были похожи на зачищение хвостов. Один и тот же эпизод повторялся целую ночь или даже несколько ночей и в нём, независимо от направленности сюжета, происходит одинаковое действие: исправляется, далее сравнивается и снова исправляется. Как если бы написанные истории нужно было бы идеально отшлифовать, не то что улучшить до идеала, а из каждого малейшего опыта взять мудрость а боль и печаль растворить до полного исчезновения. Снились не только необычные сновидения, но и реально прожитые истории, которые Штирли частично, или же очень хорошо, помнила. Вся её жизнь проходила такую чистку в процессе сна. Просыпаясь она лишь удивлялась многосерийности. Каждая серия, достигая счастливого финала, завершала свой цикл и прекращала появляться сновидением по ночам.

Счастье чувствовалось очень конкретно – полное удовлетворение и никаких сожалений о былом, никаких угрызений совести и проработки в памяти о прошлом. Трансформация случалась ночью в процессе сна, чем серьёзно облегчала дневную жизнь женщины. Она проходила период мудронизации (новое словечко изобрела Штирли) её веселил процесс словообразования, он разрушал привычные шаблоны и расширял возможности.

Эффект мудронизации проявлялся в жизни незамедлительно. Эмоциональная вспыльчивость погасла, но всё же оставались ситуации, способные вогнать в эмоцию, они (и ситуации и эмоции) быстро блекли не оставляя ни печали ни сожалений. Стирались временные рамки: мозг точно не мог определить произошло ли событие вчера или чуть ранее. Причина была и в мудрости и в более широком, не ограниченном, восприятии (помнились не только травмирующие моменты, их практически не было).

Основным дневным воспоминанием стало чувство прожитости, когда каждая капля опыта ощущалась настолько глубоко и объёмно, что нельзя было отделить событие от события. Будто ты пил все время воду, потом перешёл на медовый напиток и в итоге пьёшь мёд. Разница – разительна. Так глубоко сладко (иногда горько) и всегда объёмно ощущалась жизнь.

Путь к полному осознанию, к суверенности, настолько индивидуален, что в конце концов любые отношения, а также потребность делиться, обсуждать и узнавать мнение значимого или смотрящего в одном с тобой направлении человеке, сходит на нет. Попросту говоря, понимаешь, что есть только ты и Мастер внутри тебя, и другого собеседника не нужно. Выражение: “когда ученик готов – появляется учитель” – означает он приходит изнутри себя. Это очень очень большой шаг, когда ты из постоянного внешнего поиска направляешь взор внутрь себя.

Даже если Мастер пока молчал (а он молчал довольно длительный период) или перешёл на новый вид общения, который мне ещё не удалось уловить, потребность в обмене с другими (на тему происходящих внутри тебя перемен) полностью сошла на нет. Разговоры остались, но желание говорить о наболевшем; сравнивать почему что-то происходит именно так; почему кажется что ничего не происходит – исчезло. Обычная человеческая привычка обсудить происходящее, сравнить и “заразиться” чужим взглядом на ситуацию изжила себя полностью.

Важное осознание: мой путь (как и путь каждого) суверенен и разговоры о нем сбивают, отвлекают, уводят в сторону – в ментальность. И приятное последствие – не хочется рассказывать, зато хочется запечатлеть письменно. Письменная речь медленее и даёт возможность более тонкого осознания, более глубокого проникновения в детали, она не включает других людей, направлена на себя – следовательно мудрость Мастера легко просачивается, помогая рассмотреть под микроскопом и заодно запечатлеть пером.

Штирли даже не думала о том, что возможно, когда-то ей захочется поделиться своей историей просветления, более того, сама мысль вынести всё на обзор публики, мешала быть искренней с собой, включались зеркала в виде чужих глаз и мнений, автоматически хотелось выглядеть в них прилично. Поэтому отогнав все мысли о публичности дневников, Штирли просто записывала свою историю.

– Моя школа, – весело хихикнул Мастер, но для Штирли эта ремарка от Мастера осталась незамеченной.