По смыслу п. 3 ч. 1 ст. 299 УПК РФ при постановлении приговора суд в совещательной комнате разрешает вопрос о том, является ли деяние преступлением и какими пунктом, частью, статьей УК РФ оно предусмотрено, то есть суд первой инстанции обязан в приговоре мотивировать свои выводы о квалификации преступлений по той или иной статье уголовного закона, его части и пункту, а также обосновать квалификацию преступления в отношении каждого подсудимого и в отношении каждого преступления. Согласно разъяснениям, данным в п. 19 постановления Пленума Верховного Суда РФ № 55 «О судебном приговоре» от 29 ноября 2016 года, выводы относительно квалификации преступления по той или иной статье уголовного закона, ее части либо пункту должны быть мотивированы судом.

Состоявшийся в отношении Ф. и К. приговор не соответствует указанным требованиям закона.

По смыслу положений ст. 307 УПК РФ описательно-мотивировочная часть обвинительного приговора должна содержать в том числе описание преступного деяния, признанного судом доказанным, с указанием места, времени, способа его совершения, формы вины, мотивов, целей и последствий преступления; в случае признания обвинения в какой-либо части необоснованным или установления неправильной квалификации преступления – основания и мотивы изменения обвинения.

К обстоятельствам, подлежащим доказыванию в соответствии со ст. 73 УПК РФ, относится событие преступления: способ, время, место его совершения.

Ф. и К. осуждены за разбой, квалифицирующим признаком которого, отличающим его от других составов преступлений против собственности, является применение насилия, опасного для жизни или здоровья, или угроза применения такого насилия.

Однако суд при изложении преступного деяния, описав действия каждого из осужденных, примененное к потерпевшей Ш. насилие, не конкретизировал, не разграничил характер этого насилия и содержание высказанных в адрес потерпевшей угроз применения насилия, опасного для жизни и здоровья, что повлекло неопределенность обвинения.

Ф. и К. осуждены за разбой в особо крупном размере, а именно за хищение имущества общей стоимостью 1 413 613 рублей.

Судом признано, что действиями осужденных Ш. причинен ущерб на общую сумму 1 413 613 рублей, при этом учитывалась и стоимость автомобиля.

Между тем при описании преступного деяния судом не приведено фактических данных о том, кто является собственником указанного автомобиля.

При этом в ходе судебного разбирательства суд по собственной инициативе поставил на обсуждение сторон и признал в качестве потерпевшего как собственника похищенного транспортного средства ранее не допрошенного ни органами предварительного следствия, ни судом Ж., отбывающего на момент рассмотрения дела наказание в ФКУ ИК УФСИН России по Самарской области, с которым потерпевшая сожительствовала до его осуждения, но в официальном браке не состояла.

Ж. предоставил суду заявление и доверенность на предоставление его интересов как потерпевшего Ш. В представленных Ж. документах указания на то, что похищенный автомобиль приобретался в совместную собственность его и Ш., не содержится.

В ходе предварительного следствия потерпевшая Ш. утверждала, что указанный автомобиль она и Ж. приобретали вместе.

Однако из ее показаний в судебном заседании следует, что автомобиль ей не принадлежит, является собственностью и оформлен на Ж., который оценил его в 1 200 000 рублей. Она пользуется этим автомобилем на основании генеральной доверенности. Говорила следователю о принадлежности автомобиля сожителю, но Ж. потерпевшим признан не был. При этом не заявляла о приобретении данного автомобиля на общие средства в совместную собственность, указала лишь, что, поскольку проживала с Ж. в течение длительного времени, считает данное имущество приобретенным в браке.

У самого Ж. обстоятельства приобретения и принадлежность автомобиля не выяснялись, противоречия в показаниях потерпевшей в ходе предварительного следствия и в суде в указанной части судом не устранены.

Однако суд без достаточной проверки, исходя лишь из показаний потерпевшей и того обстоятельства, что она, с ее же слов, длительное время проживала с Ж., мотивируя наличие квалифицирующего признака разбоя «в особо крупном размере», признал похищенный осужденными автомобиль совместной собственностью Ж. и Ш., указав, что они вели общее хозяйство, у них был единый бюджет, указанную автомашину они приобрели на совместные средства, что какими-либо объективными доказательствами не подтверждено.

При этом суд сделал вывод, что ущерб в особо крупном размере, в том числе с учетом стоимости указанного автомобиля, причинен только Ш., несмотря на то, что своим же постановлением признал Ж., как собственника автомобиля, потерпевшим по делу.

При таких обстоятельствах выводы суда о причинении действиями Ф. и К. ущерба в особо крупном размере, в том числе с учетом стоимости автомобиля Ш., являются противоречивыми, сделаны преждевременно, без достаточной проверки принадлежности данного имущества, владельцем которого, как следует из имеющихся в материалах дела документов, является Ж., без учета его мнения.

Кроме того, суд, признав Ж. потерпевшим по делу, права гражданского истца, предусмотренные ст. 44 УПК РФ, ему не разъяснил.

Также судом допущена неопределенность при описании преступного деяния относительно наличия или отсутствия предварительного сговора между осужденными на совершение разбоя с применением предмета, используемого в качестве оружия, – ножа, который, как установлено приговором, К. взял на месте преступления, на кухне в доме потерпевшей Ш., не приведено отношение к этим действиям Ф., хотя, как следует из протокола судебного заседания, эти обстоятельства судом выяснялись как у осужденных, так и у потерпевшей.