Как только здание рухнуло, именно Бревис и его коллеги, вооружившись длинными крюками, прыгают в кучу обломков, чтобы извлечь оттуда все, на что может перекинуться огонь. Им приходится работать в темпе, ведь за спиной у них – стремительно надвигающееся пламя. Конечно, опасность делает эту работу очень захватывающей – но нетрудно понять, почему Бревис и его команда с таким пылом пытаются увещевать тех, кто неосторожно обращается с огнем (нет нужды говорить и о том, что жильцы снесенных домов редко бывают довольны выбором места для создания противопожарного разрыва).

Прямо сейчас, однако, поводов для беспокойства нет, в ночном воздухе ни намека на запах дыма. Бревис и его команда покидают улицу Виа Патрик. По ночам эта улица – одна из самых оживленных в Риме, поскольку на ней расположено большинство самых известных борделей столицы. Чуть ранее вигилам уже пришлось вернуться на эту улицу по вине компании юных аристократов, выдворенных из одного из борделей и решивших продолжить веселиться снаружи. В такие моменты Бревис сожалеет, что его люди вооружены всего лишь палками, а не мечами, с помощью которых городские когорты очищают улицы во время крупных беспорядков, действуя быстро и жестко.

Только что минула полночь, и даже работницам борделей нужен отдых. На этой стороне улицы только несколько светильников зажжены в окнах комнат, где они обычно спят. Как раз из-за того, что даже бордели уже закрылись, вигилам пришлось вернуться сюда в третий раз за ночь.

Римский магистрат – человек большого влияния и еще большего самомнения – намеревался посетить свое любимое заведение после затянувшегося обеда с друзьями на Авентинском холме. Магистрат совсем не обрадовался, обнаружив, что бордель закрыт, а девушка, с которой он привык проводить время, не собирается развлекать его в столь поздний час. В припадке пьяной ярости магистрат попытался выбить дверь и ворваться в здание. Тогда одна из работниц вышла на балкон, схватила цветочный горшок с петунией и бросила его на голову дебоширу.

К сожалению, она попала точно в цель, и магистрат взревел от боли и гнева, чем и привлек внимание вигилов.

– Я курульный эдил [3] Гостилий Манцин, – сообщил раненый Бревису и его людям. – На меня напали на улице.

Эдил требует, чтобы вигилы ворвались в здание и арестовали нападавшую. Бревис с любопытством отмечает, что цветочная гирлянда, которую судья все еще носит на голове после вечеринки, должна была значительно смягчить удар цветочного горшка. И все же ему пришлось стучать в дверь до тех пор, пока напуганная лено (хозяйка) не впустила его внутрь. Нарушительницей оказывается девушка по имени Мамила, которая теперь сидит и рыдает на кровати у себя в комнате, пока Бревис задает ей вопросы. Несомненно, ей придется предстать перед судом, чтобы объяснить, что произошло, но сам Бревис уверен, что, с учетом обстоятельств, никакого наказания не последует.

Не то чтобы вигилы совсем не сочувствовали эдилу. Вещи, падающие или выброшенные с балконов, представляют собой постоянную опасность для идущих по улицам ночью, поскольку тем, кто решил что-то выбросить, обычно кажется, что улица пуста. Нередко возвращающийся в казарму патрульный пахнет очень специфически, а все из-за того, что какому-то жильцу лень было ждать утра, чтобы избавиться от содержимого своего ночного горшка в отхожем месте, и он просто вылил его в окно, не заметив проходящего мимо вигила.

Патруль проходит мимо Большого цирка, а затем сворачивает на юг, чтобы обойти небольшие улочки вдоль восточных склонов Авентинского холма. Здесь есть чего опасаться и днем. Жизнь у пристани весьма непредсказуема: она может оказаться неприятной и даже скоротечной. Тем не менее вигилы могут немного расслабиться. Поскольку у большинства людей на востоке Авентина отбирать нечего, головорезов здесь меньше, а портовые грузчики, которым еще до рассвета придется заняться перетаскиванием грузов на корабли, как правило, ложатся спать на закате. Улицы узкие, мрачные и тихие.