Виктор Германович замолкает и ухмыляется. Сделав глоток чая, он поясняет мне.

– Вспомнил как во время репетиции одной из песен к нам в сарай зашла Людмила Степановна – мама Андрея. А там как раз пошел самый сок. Так она там на входе поднос со снедью для нас и уронила. Забегает, размахивает полотенцем и как давай нас всех хлестать. «Бестолочи, да откуда вы таких слов понабрались». Выгнала нас с «Михой», велела больше не возвращаться. Через неделю Андрей сказал, что все спокойно и мы продолжили, только теперь мат цензурили. На репетициях было не в рифму, но такова была цена.

– В итоге в клуб вы попадаете уже в 1983?

– Нет, в 1982. В конце года. Официально в каких-то записях мы, наверное, числились с 1983, но приняли нас после «прослушиваний» в ноябре или декабре 1982 года. Тогда мы выступали перед Борей (Гребенщиков), Юрой (Шевчук) и Геной с Колей (Зайцев и Михайлов – президенты рок-клуба в разное время). Мы исполнили пару наших песен. Кажется, мы тогда орали «ИнжИнера» и «Сучью Ночь». Видно было, что Гребенщикову совсем не понравилось, но он всегда был немного снобом. Ну а остальные просто сказали, не выкидывать же вас. Спросили название. А у нас его и не было. Тогда Шевчук достал откуда-то шапку с нарезанными бумажками. Сказал – тяните. Ну мы каждый по бумажке и вытянули. Мне досталось слово «насос». «Михе» – «Гаджи Ахматов», а «Бурый» вытащил слово «Евфрейтор». Так оно и было написано с ошибкой. Ну мол, необычно. Глаз у умных людей зацепится. Вот так мы в клубе и обосновались.

Конец ознакомительного фрагмента.