Развенчан культ личности! Открыто окно в иной мир! Все можно, все счастливы! Молодежь, не знавшая войны, стремилась к обновлению всего: свободы, творчества, национальных особенностей. Сборники поэзий расхватывались мгновенно, выступления молодых поэтов собирали полные аудитории, их стихи заучивались наизусть. Выставки народного и современного искусства привлекали массу посетителей, как и концерты фольклорной музыки – все национальное принималось с энтузиазмом.

Поэтому, когда друзья сообщили юной студентке, что в городском дворце культуры открылся самодеятельный молодежный театр, девушка стала бегать на все репетиции. Сдружилась со своей ровесницей – выпускницей библиотечного института. Девушки вместе мечтали о женихах, интересной жизни, отчаянно хотели что-то для этого делать, но не знали, что. Как-то раз дверь в полутемный зрительный зал распахнулась и в круге света оказалась группа молодых людей. Длинноволосые, в плащах-болоньях, как на картинке из журнала мод. Оказалось – художники и джазовые музыканты. Заводилой у них была высокая, уверенная в себе девушка-певица. Волосы уложены в «бабетту», длинный свитер грубой вязки, брюки. Яркая, смелая. Такая, какой представляла себя студентка в робких мечтах.

Певица скоро взяла работу клуба в свои крепкие руки. Молодая студентка впитывала происходящее как губка! Еще бы! Ведь ее – самую обычную девочку, впустили в круг «золотой» молодежи! Посиделки в молодежном театре казались ей центром всемирного обновления. Появилась приятная проблема моды. Чтобы стать похожей на своих новых друзей, требовалось и одеваться броско: носить брюки, повязывать волосы ленточкой в горошек. Пришлось научиться курить. А еще в клубе репетировал самый настоящий джазовый ансамбль, проходили выставки, литературные вечера, проводились этнографические экспедиции. Наша студентка заново открывала для себя страну – ее историю, культуру, обновленное понимание той, первой, войны, о которой она вдруг узнала от Ремарка и Хемингуэя. И все это под гитару и транзистор. А в транзисторе – «вражеские» голоса.

Мама вздыхала, бабушка гневно кричала о тлетворном влиянии Запада и пила успокоительное, папа-журналист только покрякивал и смущенно говорил что-то о распахнутом «железном занавесе».

Театр скоро закрыли, но общее воодушевление не спадало. Певица предложила встречаться у нее дома – на улице Пушкинской. Тогда вообще было принято собирать друзей для задушевных разговоров на кухнях коммунальных квартир или малогабаритных «хрущевок».

Вскоре квартира превратилось в модный клуб, куда, как бабочки на свет, слетались художники и писатели Много читали и спорили, чаще всего под портвейн. Слушали пластинки, танцевали и пели народные, неведомые городской девчонке, песни. В огромной комнате стоял рояль, как в концертном зале. Когда все уставали от споров, за инструмент садилась хозяйка квартиры, и огромную комнату наполняли звуки совсем другой музыки, не той, что звучала на концертах и в оперных залах. Эта была одновременно тревожной и возвышенной, резкой и манящей.

– Кто это написал? – ошеломленно допытывалась девушка.

– Скоро узнаешь. Скоро их все узнают, – туманно и загадочно отвечала подруга. Девушка была на вершине счастья от причастности к великому.

Иногда она краешком глаза замечала, как хозяйка удаляется то с одним, то с другим гостем в кабинет и долго там остается. Особенно часто она уединялась с молодым, но уже известным поэтом. Наша студентка не раз слушала его пламенные речи на открытых вечерах в городских парках, где студенческая молодежь аплодисментами встречала каждый его намек на мерзости культа личности. Его горящие глаза, шикарные усы и хриплый бас будоражили воображение скромной девушки. Но пламенный взор, к сожалению, был устремлен на другую, богиню и царицу, о которой и подумать, как о нормальной женщине, было страшно,

Вскоре укромные беседы стали переноситься в зал и постепенно вытеснили проигрыватель и танцы. За овальным обеденным столом раскладывались школьные тетради, выставлялись чернильницы, и в пять-шасть рук ночи напролет писались и переписывались стихи, статьи, письма неизвестным адресатам.

– Что они пишут? – шепотом допытывалась студентка у своей подруги из молодежного клуба.

– Это называется «самиздат», – тем же шепотом важно объясняла посвященная подруга. – То, что наши друзья пишут, вряд ли пройдет цензуру для газет и журналов. Вот мы здесь и организовали что-то вроде неофициальной редакции – сами пишем, сами редактируем, сами переписываем и затем распространяем. Здесь и там.

– Где «здесь» и «там»? – переспрашивала непонятливая студентка.

– Много будешь знать, – скоро загремишь, куда не следует, – отрезала подруга. – Лучше признавайся, ведь у тебя есть дома машинка? Так что давай, приобщайся к движению. Хватит петь и танцевать.

Печатная машинка – большая редкость по тем временам, у студентки имелась. Вернее, у ее папы – журналиста. Теперь и девушка научилась печатать под копирку для своих друзей с Пушкинской. В основном это были стихи, рассказы, газетные заметки. Иногда ее просили раздать напечатанное своим однокурсникам. Или приклеить на афишную тумбу на входе в метро.

А потом вдруг арестовали друга хозяйки. Дело было в мае. В годовщину перенесения праха великого поэта на родину члены кружка решили возложить цветы у памятника в университетском парке. Как всегда, распечатали и расклеили объявления. Вокруг памятника собралось много людей. Читали стихи поэта-бунтаря, а то и свои собственные, пели народные песни.

Часа два-три все шло как обычно. Вдруг послышались звуки милицейской сирены, и появилось несколько машин с включенными «мигалками». Люди в погонах стали пробираться через толпу. Как раз читал свои стихи поэт из кружка на Пушкинской. Девушка стояла среди толпы и, заметив людей в погонах, сделала предостерегающий знак. Поэт понимающе кивнул и попытался скрыться в толпе. Милиционеры схватили его и еще пару человек, казавшихся подозрительными, затолкали в машину. Громкие звуки и свет фар привлекли гулявшую в парке публику, и толпа увеличилась настолько, что пришлось перекрыть движение троллейбусов по прилегающей к парку улице.

Стражи закона с трудом выбрались из толпы и уехали, увозя арестованных. Наша студентка стояла, вся в слезах, и не знала, что теперь делать. Но тут певица громко закричала, что нужно идти в горком партии и требовать освобождения арестованных. Несколько десятков человек двинулись по тротуару плотной группой. Шли молча, не нарушая общественный порядок. Путь им попытались перекрыть пожарные машины, но демонстранты обошли их стороной и продолжили свой путь. Дошли до нужного здания и выстроились на тротуаре цепочкой, взявшись под руки. Вскоре прибыл секретарь горкома и пообещал собравшимся, что утром во всем разберутся и отпустят невиновных. Собравшиеся стали расходиться.