Это было не первое, но и далеко не последнее поражение в жизни Гильдебранда. Надо, однако, отдать должное папе – человек со стальными нервами и безграничной настойчивостью, он добивался своего, невзирая ни на какие преграды. А их было немало. Достаточно сказать, что в самой Западной церкви послания папы о введении обязательного целибата вызвали бурю негодований среди клириков и светских лиц. В Париже, например, после того как было зачитано послание понтифика на этот счет, духовенство вытащило из храма Понтуанского аббата Готье, высказавшегося в поддержку Гильдебранда, оплевало его, закидало камнями и наверняка убило бы, если б не помощь подоспевших мирян. В Руане согнали с кафедры епископа, выступившего за целибат, и едва не побили. А в Пуатье сочувственный Григорию VII Собор был разогнан местным графом, посчитавшим, что папа слишком смело вторгается в несвойственные ему сферы жизни, говоря о недопустимости инвеституры светскими правителями. Винчестерский собор в Англии также решил не принуждать своих священников к разрыву с женами.

Но особенно негодовала Германия, где открыто говорили, будто папское учение – ересь. Когда на Майнцском соборе 1074 г. духовенству предложили отказаться от брака, многие члены Собора демонстративно в знак протеста покинули заседание, а другие попытались стащить своего архиепископа с кафедры и умертвить его. На Парижском соборе 1074 г. решения папы были объявлены недействительными. А архиепископ Констанцский Отто открыто призвал подчиненных ему священников немедленно жениться (!)162.

В октябре 1075 г. архиепископ Майнца вновь созвал своих священников, но уже в присутствии папских легатов – результат был тот же! В Пассау история повторилась, и епископ города едва не стал жертвой собственных клириков, если бы не помощь местного графа. Конечно же, Григорий VII был вне себя от ярости, но ничего пока поделать не мог. Поэтому он решил действовать осторожнее, натравливая мирян на женатых священников и взывая к их благочестию. А также решительно меняя конфигурацию на политической арене163.

Разумеется, с норманнами он коекак помирился – для них самих союз с папой был органичен и естественен; других союзников они едва ли могли гдето приобрести. Но тут же создал новый конфликт, стоивший в итоге его главным участникам жизни. Начался он, как и следовало предполагать, по поводу инвеституры и захватил собой многих важных лиц. В феврале 1075 г., рассмотрев жалобу клириков Бамбергской епископии в отношении своего архиерея Германа, папа инициировал на Римском соборе лишение того священнического сана за симонию. Наверное, приговор был справедлив. Но это была далеко не рядовая епископия, и решение такого серьезного вопроса без участия короля стало первой ласточкой грядущего спора о власти между ним и папой164.

Сам же конфликт проявился еще в 1072 г., когда император Генрих IV самостоятельно определил фигуру архиепископа Милана. Несмотря на свою молодость, король (но пока не император, поскольку не был еще венчан папой императорской короной) являл собой решительную и страстную натуру, имевшую высокое (впрочем, повсеместно широко распространенное для своего времени) мнение о собственном статусе. Еще мальчишкой он был глубоко возмущен нововведениями пап Николая II и Льва IX, согласно которым Западный император фактически отстранялся от выборов Римского епископа. И, став совершеннолетним, уже открыто воспротивился такому порядку вещей, «в пику» конкурентам назначив архиереем Милана своего кандидата при выбранном в Риме кандидате. А им стал иподиакон Миланской церкви некто Теодальд (1075—1085) 165.

Но тут же столкнулся с фигурой Гильдебранда, даже не думавшего о том, чтобы подчиниться воле короля. Напротив, папа начал пенять в письмах монарху на его дурные поступки, на что Генрих IV, не без сарказма и издевки, отвечал, будто все его шалости – суть следствие юного возраста и дурного окружения. И просил Гильдебранда приложить еще больше усилий для обеспечения благочестия в обществе, которое, несомненно, исправит огрехи его собственного воспитания и поможет королю выйти на путь праведности и смирения166.

Но Григорий VII отреагировал на остроту короля привычным для себя образом, сразу же разрубив мечом гордиев узел. Собор, спешно собранный папой, запретил государю, да и всем остальным светским вождям, каким бы то ни было образом касаться вопроса назначения епископов и претендовать на право инвеституры. Это было резко и крайне непоследовательно, поскольку еще летом 1075 г. Гильдебранд обращался с посланием к королю, в котором просил того определить кандидатуру на вакантную должность Бамбергской епископии, и король поставил туда своего ставленника некоего Роберта – человека, о котором все знали, что тот состоит в ближайшем окружении монарха167.

На этом же Соборе папа отлучил от Церкви пятерых ближайших сотрудников короля. Генрих IV, которому уже исполнилось 25 лет (более чем зрелый возраст для тех далеких времен), первоначально проглотил обиду, но, расправившись с саксами, вернул всех пятерых ко двору, проигнорировав папский приговор. Гильдебранда покоробил не только этот факт, но и то, что во время недавней войны Генрих IV платил своим солдатам жалованье церковным имуществом и украшал своих любовниц драгоценностями, изъятыми из храмов. Он призвал короля к покаянию и направил к нему своих легатов, которых, как и следовало ожидать, тот принял крайне недружелюбно. Более того, разгневанный Генрих IV тут же назначил двух новых архиереев и даже епископа – «дублера» для Милана, хотя архиепископ этого города был еще жив и здравствовал168.

Сорвавшись в своем гневе, папа помимо этого потребовал от короля лично прибыть к нему для разрешения одного весьма пикантного дела. Ни для кого не являлось секретом, что брак Генриха IV с Бертой Савойской (1051—1087), с которой он был обручен еще ребенком, не удался. Король искренне не любил жену, которая, однако, смиренно несла свой крест, и открыто изменял ей налево и направо. Ситуация была настолько неприглядной, что вмешательство понтифика для защиты чести и достоинства королевы ни у кого не вызвало нареканий. А потому Григорий VII потребовал от короля явиться на Собор и дать отчет в своих действиях, которыми, как небезосновательно сказал понтифик, Генрих IV демонстративно превращает царственную особу в публичную женщину.