Шрифт:
— Н-нет, — одеревеневшим языком ответила я, осознавая лишь то, что Вадим пытается подвести меня к какому-то страшному выводу. — Ты хочешь сказать, что Ярослав сорвется и пойдет кого-то расстреливать? Так у него дома нет ружья. И у меня тоже… нет. Все будет хорошо, Вадим, Яр — он не такой. Я же знаю его.
— Да ни черта ты его не знаешь, птичка, — глядя на меня сочувствующим взглядом, тихо проговорил он. — И затаенное ради тебя отчаяние он вряд ли выместит на окружающих, скорее… Ладно, сейчас не самое подходящее время тебе это объяснять. Надеюсь, я не прав в своих подозрениях. Всё! — он привычно хлопнул в ладоши. — Хватит байки травить, пора действовать! Только Алексия, послушай меня. Делай то, что я говорю тебе. Без лишних вопросов. И никакой самодеятельности, ясно?
Я послушно кивнула.
Для начала Вадим приказал мне позвонить Ярославу на домашний. Лучше уж напугать его родителей и подключить их к поиску, чем сидеть в безвестности, решил учитель, и я не возражала. После того, как несколько раз набрав номер, я услышала в трубке лишь монотонные гудки, мы убедились, что Жанна Павловна и Борис Антонович, скорее всего, ушли на работу, Ярослава у них тоже не было, и искать нам стоило в других местах.
После этого снял трубку и позвонил на проходную общежития сам Вадим. Все наши коменданты успели привыкнуть к его звонкам еще за время моего там проживания, но теперь он потребовал к телефону студентку Полонскую, после чего с пристрастием ее допросил.
Все было предсказуемо — вернувшись в город поздно вечером, Яр проводил Анечку до дверей, от всех ее приглашений зайти "попить чаю" отказался, на уловки-фокусы не поддался — и был таков. Растворился в ночи.
— Сказал, что пойдет домой, очень устал и хочет отоспаться, — подытожил разговор Вадим, с каждой секундой все больше мрачнея. — Что мы имеем путем нехитрых исключений? Либо он отправился к родителям, переночевал там, а сейчас не берет трубку или смылся куда-то. Либо пришел сюда, переночевал и опять же — смылся куда-то с утра пораньше. Либо… — учитель умолк на несколько секунд, собираясь с мыслями, — либо же вообще не дошел. Так, тихо-тихо! Бледнеть, охать, заламывать руки и падать в обмороки будешь потом! Когда я найду Антоненко и оторву ему дурью башку! Сейчас не время, птичка! Соберись! Нам надо отработать все три эти версии. По последней напрягаться пока не имеет смысла, звонить участковому и по моргам еще рано. Перво-наперво мы прошерстим квартиру — есть ли хоть один след его пребывания здесь прошлой ночью.
Вместе мы снова осмотрели кухню, коридор, ванную, нашу общую комнату и даже кладовку. Пока что все говорило о том, что Ярослав, выйдя вчера утром со мной из квартиры, в нее не возвращался.
— Алексия! Смотри внимательно! — открывая гардероб и осматривая его вещи, прикрикнул на меня Вадим в то время как я, присев на краешек своей кровати обреченно уставилась на диван Яра.
Не могло быть никаких сомнений — вчера ночью он здесь не спал. Наспех брошенные в угол подушки лежали точно в таком же порядке, как мы их оставили накануне. А обычно Ярослав относился к этому очень щепетильно и всегда складывал их аккуратной стопкой, одна на одну.
— Ты лучше меня должна помнить, как у вас тут все было! Есть разница? Хоть что-то изменилось?
Я молча покачала головой.
— Значит, все его цацки и книги на месте, одежду свою он тоже не трогал? — Вадим с шумом захлопнул дверцу шкафа. — Так, где его блокноты, тетради, записные книжки? Нам сейчас нужна любая информация, а особенно адреса-телефоны. Может, найдем хоть какое-то упоминание о том мудаковатом мужике? Не думаешь, что под воздействием вина и фривольной атмосферы праздника он мог пойти к нему выяснять отношения?
— Нет, Вадим, это вряд ли. Яр сказал, что полностью исключил его из своей жизни. Ампутировал.
— Знаем мы эти ваши ампутации! — недовольно буркнул учитель, открывая ящик письменного стола и критичным взглядом осматривая его содержимое. — Говорить вы можете что угодно, а чуть только выпили и два часа ночи, как каждая экзальтированная тонкая личность считает необходимым припереться к тебе под дверь и рыдать: "Впусти меня, я все прощу!"
Далее все записные книжки и тетрадки Ярослава были сброшены в кучу на его диван, и мы с Вадимом принялись листать их. Ничего важного нам найти так и не удалось — лишь обрывочные мысли, рисунки-наброски, пара университетских телефонов и наспех записанный адрес какой-то телестудии.
— Ты знаешь, Яр редко пользовался блокнотами, считал их ненадежными, сам говорил. Все контакты и статьи держал в компьютере в каких-то запароленых файлах, — в ответ на недоуменные вопросы учителя, как это так, чтобы у журналиста не было записной книжки с кучей имен и телефонных номеров, попыталась прояснить ситуацию я. — Но потом ему пришлось его продать, чтобы повторно пройти обследование. А с тех пор, как ему подтвердили диагноз, он почти не писал. Разве что пара каких-то зарисовок этой весной. Все, что он писал от руки — это только конспекты. Вот его старые тетради, а вот новые, он же собирался восстанавливаться. Хотя… погоди-погоди, вот здесь в тетради явно нет половины листов — Яр их вырвал, что ли? Я точно помню, все они были нетронутые, абсолютно новые. Может, там было что-то важное???
— Может, и было, но нам оно сейчас точно не поможет. Я думал, хоть пару нужных адресов и телефонов нам удастся раздобыть — друзей или одноклассников. Не знаешь, он ни с кем из них не общался?
И снова мой ответ был отрицательным, что, естественно, не порадовало Вадима. После того, как мы повторно позвонили Ярославу на домашний и опять не получили ответа, учитель решил приступить к более активной фазе действий. Теперь он намеревался для верности съездить домой к семейству Антоненко, а по пути прошерстить все злачные кафешки, наподобие той, в которой мы сидели перед моим переездом из общежития.