По дороге вниз мы останавливались на непривычно широких лестничных площадках, и, поддавшись очарованию старины, подолгу рассматривали трещины в стенах, выцветшую краску, каждый новый слой которой будто пытался затереть следы прежних времен. Еще одним любимым нашим занятием было подслушивание звуков, доносящихся из-за закрытых дверей квартир. Постепенно приглушенный шум, едва уловимые шаги жильцов начинали казаться мне эхом давно ушедших дней, голосами из прошлого — они манили и притягивали, звали за собой в темноту, за тонкую грань, за которой начиналась вечность. Не в силах противостоять этому странному зову, я вздрагивала и крепче сжимала ладонь Марка. Он же, давно привыкнув ко моим необъяснимым мистическим страхам, только привлекал меня к себе, покрепче запахивал в свое пальто и целовал так, что земля качалась под ногами. И я чувствовала, что оживаю, тепло вновь разливается по венам, а холодные тени прошлого медленно отступают в темноту, из которой пришли.

Вечером, уставшие и счастливые, мы возвращались домой, и я каждый раз удивлялась, до чего эта квартира, пустая и неприветливая без Марка, преображалась с его появлением. Музыка звучала по-другому — не угнетающе, словно в огромном пустом зале, а вкрадчиво и уютно, ароматы кофе и ужина кружили голову, мягкий ковер скрадывал шаги, и стены замыкали наш мир, за окнами которого до утра падал снег, а мы жили только друг для друга.

В этот раз я боялась заводить разговор о том, как хочу, чтобы так было всегда, чтобы Марк никуда не уезжал, и мы, наконец, забыли о привычке испуганно озираться на календари. Наверное, я понимала, что в ответ он просто предложит послать к черту весь этот богемный мир, с которым он мирился только из любви ко мне. Ведь им, по его мнению, даже жертвовать не пришлось бы. Ну кому придет в голову жертвовать добровольным безумием? От него можно только излечиться, причем, охотно и с радостью.

Поэтому я ничего не говорила, просыпаясь каждое утро со смешанным чувством счастья и горечи. Ведь новый день нес с собой не только новое счастье, но и приближал к черте, за которой снова начнется раздельная жизнь. И мы опять окажемся разделенными километрами, которые отнимут у нас возможность касаться и чувствовать друг друга, и никакие телефонные звонки или долгие разговоры не смогут заменить этого.

Но, как оказалось, Марк больше не собирался мириться с подобным положением дел. Об этом я узнала за пару дней до окончания отпуска, когда все же не выдержала и расплакалась от того, что наша новогодняя сказка так быстро закончилась.

— Ну что ты, Алеша, — все повторял он, не выпуская мое лицо из своих ладоней и утирая слезы, которые в два ручья катились по щекам. — Не плачь, не надо. У тебя нет причин расстраиваться.

— Конечно же, нет! — неискренне согласилась я, едва сдерживаясь, чтобы не разреветься громко и по-детски отчаянно. — Ты уезжаешь завтра, а у меня нет причин расстраиваться! Я, наверное, должна радоваться, что снова останусь одна, и ты бросишь меня здесь. А я не хочу, чтобы так было! Не хочу, чтоб ты уезжал! Хочу, чтобы ты остался!

На долю секунды я сама опешила от этих неожиданных обвинений, но Марку, казалось, все было нипочем. Он предпочел отреагировать с мягкой снисходительностью взрослого, объясняющего ребенку, почему нельзя достать луну с неба прямо сейчас.

— Я повторяю — у тебя не причин расстраиваться. В понедельник ты выйдешь на работу — сама же говорила, что у вас после праздников дел невпроворот. Плюс эти твои писательские мероприятия… — Марк сделал ироничную паузу, явно подчеркивая свое отношение к моим новым знакомым. — Снова будешь крутиться всю неделю, как белка в колесе. И даже не заметишь, как она пролетит. Ну, что ты смотришь? Или я не прав?

– Прав, — уныло опустив голову, ответила я, совершенно не желая вдохновляться планами на первую рабочую неделю нового года. Да и чего стоят все эти планы, если Марка не будет рядом?

— Вот видишь, Алеша, я всегда прав, — с улыбкой, повторил он, но слова эти мало походили на шутку. Я слишком хорошо его знала, чтобы позволить обманчиво-беззаботному тону скрыть то, что он действительно считал себя правым — всегда, во всем.

— Неделя пройдет быстро, а потом мы увидимся. В субботу я снова буду здесь. Даже глазом моргнуть не успеешь.

— Ну да, конечно… Не успею… А потом получится, как в прошлый раз — ты занят, тебя снова не отпускают… Потому что у вас там не люди, а роботы, которые хотят, чтобы и ты тоже…. Погоди, что значит в субботу? В следующую, что ли, субботу? Так быстро?

— Именно. В следующую субботу. В этот раз мне точно ничего не помешает. Да, иногда мы работаем без выходных, но не постоянно же. Поэтому в конце каждой недели я буду здесь. Даже если на один день. Даже на полдня. Это совершенно точно, я так решил. Лучше увидеться на несколько часов, чем несколько месяцев обсуждать, как это сделать.

— Но… — я все еще не могла поверить тому, что слышу и ошарашено хлопала глазами. — Но ведь это тяжело, Марк. Это не то же самое, что проехать из одного конца города в другой. Это не пара часов!

— Даже меньше, чем пара часов, если самолетом. В воздухе смогу выспаться, не то, что за рулем. Сплошные плюсы, Алеша, я все предусмотрел, — Марк снова улыбнулся. Я же продолжала испуганно смотреть на него, хотя невидимая острая игла, засевшая в сердце при мысли о скором расставании, чудодейственным образом исчезла.