— Есть подозрения… — слегка увядшим голосом протянул я — А я-то рассчитывал…

На что именно я рассчитывал — сказать не успел. Толпа как следует надавила, выставленные металлические ограждения рухнули, и под трели полицейских свистков люди ринулись вперед.

— Назад! В здание аэропорта! — крикнул я остолбеневшему Аносову, и боевой генерал припустил за мной так, что казалось — за ним сейчас несется сама Смерть. А может оно так и было — затопчут, к чертовой матери, и разбирайся потом, что это такое было!

Я бежал, матерился, и думал только о том, что набью Страусу рожу. Это ведь его рук дело! Это я ему сообщил, что через неделю приземлюсь в аэропорту Лос-Анджелеса! Указал номер рейса, между прочим! И вот во что это вылилось!

Мы галопом влетели в здание аэропорта, и тут же бросились на второй этаж, чтобы с безопасной высоты спокойно понаблюдать за происходящим. А внизу, между прочим, развивались просто-таки эпические события. Служащие аэропорта, перепуганные видом несущейся к ним толпы, заблокировали входы и выходы, и теперь покинуть здание было невозможно. Впрочем — как и войти в него.

— Что за твою мать?! — отдувался Аносов, а я смотрел на то, как перед аэровокзалом скапливается толпа, и было в этой толпе ну не менее нескольких тысяч человек.

— Проклятый Страус! — только и сумел я процедить сквозь зубы — Гад! Скотина!

Толпу медленно, как ледокол расталкивает ледяную кашу, раздвинули здоровенные автобусы, на которых во весь борт сияли огромные буквы, указывающие на принадлежность этих автобусов к самым крупным телекомпаниям США. Автобусов было три, но по бокам я увидел и небольшие пикапы, в которых сидели такие же акулы СМИ, как и в автобусах.

Кстати — относительно небольшие пикапы с объемом двигателя пять-шесть литров. Практически грузовики. Это же Америка, тут гигантомания во всем, даже в автомобилях. Если автомашина, так она размерами должна быть больше всех, чтобы на заднем сиденье лежащий человек среднего роста мог свободно вытянуть ноги. Помню, читал — по статистике едва ли не половина американцев зачата на заднем сиденье автомашины. Тогда подумалось: а может это и есть самый что ни на есть главный способ поднятия роста населения? Делай огромные легковушки, чтобы в них было легко зачать, вот тебе и взрыв рождаемости. Смешно, конечно, но что-то в этом есть. В «Запорожце», выпускаемом советской промышленностью, заниматься поднятием уровня народонаселения страны очень даже проблематично. Колени в потолок упираются. Откуда знаю? Знаю…

— Кого это они так встречают? — Аносов таращил глаза с искренним удивлением, и осматривался так, будто никогда не был за границей. Впрочем, можно сказать, что и не был. Банановые республики — с автоматом в руках, разве это тот способ, которым путешествуют туристы? А сейчас мы культурненько, с одними кейсами в руках — бизнесмены, да и только.

— Нас это встречают — хмыкнул я, и глаза друга сделались большими, как чайные блюдца. Преувеличиваю, конечно, но вытаращился он знатно.

— Господа! Мистер Карпофф! Мистер Карпофф! — услышал я голос со спины, и увидел мужчину в строгом сером костюме и галстуке. За мужчиной следовала целая свита — начиная с лейтенанта полиции, и заканчивая секретуткой, цокающей по каменному полу своими высокими каблучками. Вот все-таки приятно посмотреть на девушек в мини-юбках и туфлях на высоких каблуках! Девушек, не испорченных идеями феминизма — гладконогих, с выбритыми ногами и подмышками, одетыми как на прием в Голливуде, настоящими, прекрасными девушками! Не то что западными девицами моего времени — в драных штанах, в мешковатой, скрывающей очертания тела одежде, в обуви на низком каблуке. И не поймешь сразу — мужчина перед тобой, или женщина. Неопрятные, не ухаживающие за собой, с волосатыми ногами — фффу! И еще презрительно говорят, что русских женщин видно сразу — они даже чтобы выйти в магазин обязательно расфуфырятся, вырядятся как на бал. А меня всегда гордость брала за наших женщин. Ведь почему фырчат эти феминистки? Потому что завидуют. Потому что наши женщины — русские, украинские, белорусские — самые прекрасны женщины в мире! И умеют это показать. И пусть плюются уродины в мешковатых штанах, прикрывающих (и слава богу!) их жирные задницы, поедаемые целлюлитом — значит, все правильно. Значит — хорошо.

— Мистер Карпофф! Пожалуйста, выйди к этим людям, сэр! Иначе они разнесут аэропорт, мы получим большие убытки!

— А почему я должен к ним выйти? — кровожадно ощерился я — Может, я не хочу.

— Пожалуйста, сэр! — лицо мужчины побледнело, и по нему катились крупные капли пота — Эти люди хотят Карпофф! Они хотят видеть, слушать Карпофф!

— Понял… — нарочито серьезно ответил я — Если они хотя Карпофф, неважно, что он не хочет никуда идти? Так?

— Пожалуйста, мистер Карпофф! Я сейчас встану на колени!

За огромной стеклянной стеной буйствовал «народ». Люди уже объединились, и слышался громовой, слитный крик-скандирование:

— Кар-пофф! Кар-пофф! Кар-пофф!

— Слышь…Миш, хватит! — поморщился Аносов — Совсем ты обуржуился. Чего ты над ним издеваешься? Выйди, авось не раздерут.

— А чего он?! — слегка устыдился я — Как будто я обязан! Хотелось по-тихому проскользнуть, и…сам видишь! Вот откуда столько народа?! Кто нагнал?! Есть у меня одно предположение…вот же гаденыш! Ладно, пошли…

Я развернулся и пошел от группы служащих к лестнице, ведущей на первый этаж. Мы прошли через вестибюль, мимо охранников аэропорта, скопившихся у дверей и приветствовавших меня салютом, как это принято у американцев. Да, правда…не стоило мне так выступать. И правда — забронзовел. Но тут есть и смягчающие обстоятельства — хотелось нагадить Страусу, предъявить так сказать — побольше. Мол, по твоей вине парализован аэропорт, и кто виноват? Глупо, наверное…

— Кар-пофф! Кар-пофф! ААААА! ААААА!