Оставался еще час или два до наступления сумерек. Быстро соорудив навес из подлеска, они оставили там свои уже распакованные заплечные мешки и двинулись вверх по течению. Заросли здесь были очень густыми и труднопроходимыми, загроможденными буреломом. Лишь кое-где этот мрачный лес перемежался небольшими полянами, поросшими горным травостоем.

К лагерю они вернулись уже в сумерках. Поляна, на которой его разбили, была не слишком широка, высокие стволы тесно растущих вокруг сосен и елей огораживали ее, точно сплошной частокол. С одной стороны протекал небольшой ручей, за которым поднимались крутые горные склоны, покрытые густым хвойным лесом.

Они удивились, обнаружив, что во время их короткого отсутствия кто-то – по всей видимости, медведь – навестил лагерь и порылся в их вещах, разбросав содержимое мешков и явно целенаправленно разрушив навес. Следы зверя были довольно четкими, но поначалу охотники не обращали на них особого внимания, занятые более насущными делами: они быстро восстановили навес, оборудовали спальные места, разложили припасы и разожгли огонь.

Пока Бауман готовил ужин, опустилась темнота. Тем временем его спутник решил повнимательней осмотреть следы. Вскоре он взял из костра головню, чтобы лучше разглядеть следовую цепочку там, где «злоумышленник», орудовавший в их лагере, удалился прочь по звериной тропе. Когда головня погасла, он вернулся и взял еще одну, после чего осмотрел следы повторно и очень внимательно. Вернувшись наконец к костру, постоял молча несколько минут, вглядываясь в темноту, и вдруг заметил: «Бауман, этот медведь шел на двух ногах».

Бауман рассмеялся над его словами, но напарник настаивал на своей правоте. Они зажгли факел, снова изучили следы уже вдвоем – и пришлось согласиться: отпечатки были оставлены двумя лапами или, возможно, человеческими ступнями. Однако уже сделалось слишком темно, чтобы в чем-нибудь убедиться наверняка. Обсудив, могут ли следы действительно принадлежать человеку, и придя к выводу, что это невозможно, трапперы завернулись в одеяла и легли спать под навесом.

В полночь Бауман проснулся от какого-то шума и сел, откинув одеяло. В его ноздри ударил резкий запах дикого зверя, и он различил в темноте очертания огромного тела, загораживающего вход под навес. Мгновенно схватив винтовку, Бауман навскидку выстрелил в эту неясную, но угрожающую тень – однако, должно быть, промахнулся: сразу после выстрела он услышал треск ветвей, когда посетившее их лагерь существо, кем бы оно ни было, стремительно бросилось в непроницаемую тьму леса и ночи.

После этого двое молодых людей почти не спали, до рассвета дежуря возле вновь зажженного огня, но больше ничего не слышали. Утром они начали осматривать те ловушки, которые установили накануне вечером, и расставлять новые. Без слов понимая друг друга, весь день они держались вместе и к сумеркам, все так же не разлучаясь, вернулись в лагерь.

Еще на подходе охотники, к своему удивлению, заметили, что навес снова снесен. Вчерашний гость посетил лагерь в их отсутствие; одержимый безрассудной злобой, он не только разрушил временное жилище вторгшихся в его угодья людей, но также разбросал по всей поляне охотничье снаряжение и постельные принадлежности.

Земля была испещрена следами: на сей раз незваный гость, покидая территорию лагеря, прошел по мягкому грунту вдоль ручья, где его стопы отпечатались столь же четко, как на снегу. После тщательного осмотра следовой цепочки не осталось никаких сомнений: чем или кем бы ни было это существо, оно шло выпрямившись – и на двух ногах.

Уже всерьез обеспокоенные, молодые люди собрали огромную кучу сухих бревен и всю ночь поддерживали ревущее пламя мощного костра, попеременно сменяя друг друга на страже. Около полуночи неведомая тварь вновь спустилась со склона холма, прошла через лес на противоположной стороне поляны, пересекла ручей – и пробыла на том склоне примерно час. Они слышали треск ветвей, когда пришелец продвигался сквозь чащу, и несколько раз он издавал резкий, скрипучий протяжный стон, звучавший по-настоящему зловеще. Тем не менее он не рискнул приблизиться к огню.

Утром оба траппера, обсудив странные события последних тридцати шести часов, договорились, что лучше всего им сегодня же собрать свои заплечные мешки и покинуть ущелье. Им тем легче было решиться на это, потому что, несмотря на множество признаков пушной добычи вокруг, покамест их силки и капканы почти пустовали. Однако сперва все-таки нужно было пройти по линии уже расставленных ловушек: хотя бы для того, чтобы собрать их.

Этим Бауман со спутником и занялись. Все утро они держались вместе, снимая одну ловушку за другой: ни в одной не оказалось добычи.

С того самого момента, как молодые люди вышли из лагеря, у них возникло неприятное ощущение, что за ними следят. Проходя сквозь густой ельник, они иногда слышали треск веток позади себя, а потом, когда на пути им попался участок леса, поросший молодыми соснами, из-за деревьев временами доносился легкий шорох.

В полдень они уже возвращались; до лагеря оставалось не более двух миль. При ярком солнечном свете их ночные страхи казались совершенно нелепыми: ну чего бояться им, двум вооруженным мужчинам, каждый из которых за долгие годы блужданий по лесным дебрям даже в одиночку-то привык успешно противостоять любым опасностям, исходящим от людей, зверей или природной стихии?

Не снятыми оставались еще три ловушки для бобров, ранее поставленные вокруг небольшой заводи в широкой лощине неподалеку. Бауман вызвался сходить за ними, а его товарищ направился в лагерь, чтобы ускорить сборы.

Придя на место, Бауман обнаружил, что во все три ловушки попалось по бобру – причем один из них сумел выдернуть колышек и затащить капкан в бобровый домик. Траппер потратил несколько часов на то, чтобы извлечь оттуда этого бобра, а потом освежевать всех трех, и когда он наконец двинулся к месту ночлега, то с некоторым беспокойством отметил, как низко успело опуститься солнце.