– Вроде тех полос, из которых ты мастеришь арбалеты.

– Точно. К полосе приделаны ремни из крепчайшей кожи. А на ремнях висит вот это. – Шеф похлопал по плетеному кузову, заставив его покачаться. – Залезай.

Альфред осторожно забрался внутрь, уселся на одну из двух скамеек. При этом кузов раскачивался, как гамак.

– Леди! – Аккуратно отступив на два шага, чтобы случайно не дотронуться до Годивы, Шеф пригласил ее последовать за мужем.

Она забралась в экипаж, отодвинула сидевшего рядом с отцом Эдварда и тесно прижалась к Альфреду. Шеф тоже сел и пересадил хнычущего ребенка рядом с собой на переднюю скамью. Дал знак расположившемуся впереди кучеру, тот щелкнул кнутом, и повозка стронулась с места.

Когда запряженные в нее четыре лошади разогнались на хорошей дороге до неслыханной скорости, Альфред даже подпрыгнул от неожиданности – сзади раздался ужасающий скрип, превратившийся в бешеный визг, словно резали свинью. Там сидел человек, пунцовый от напряжения, и дул в волынку, при этом умудряясь ухмыляться щербатым ртом.

– Мой тан Квикка. Заслышав его музыку, встречные убегают с дороги.

Раскачивающийся на рессорах экипаж живо домчал седоков до окраины Стамфорда. Вдоль дороги то и дело попадались керлы и их жены; народ был в восторге от скачки во весь опор. Отставшая королевская свита неслась галопом, возбужденно улюлюкала. Годива прижимала к себе дочку, озабоченно поглядывая на Эдварда, которого железная рука Шефа держала за штаны, не позволяя свеситься за борт.

Альфред с трудом перекричал шум:

– Это и есть самое полезное достижение Дома Мудрости?

– Нет, – повысил голос в ответ Шеф, – их много. Вон там еще одно, сейчас покажу. Стой, Озмод, – закричал он кучеру, – остановись ради Христа!.. Я хочу сказать, ради Тора, остановись. Ты что, не слышишь?

На повернувшемся к нему лице тоже играла улыбка:

– Прости, государь, но лошади испугались чего-то – видать, отвыкли от такой скорости.

Альфред глядел с неодобрением. Королевский двор в Стамфорде прослыл странным местом. Альфреда прозвали в народе Esteadig, Милосердный, за доброту и широту взглядов. Тем не менее таны и олдермены обращались к нему не без должного уважения. А с соправителем даже керлы частенько разговаривали как школьные друзья, вместе с которыми он ворует яблоки. Что же касается Квикки и Озмода, то, сколько ни называй их танами, с лиц и тел не сойдут следы рабства. Еще совсем недавно единственное, что могло бы связывать их с королями, – это монарший приговор, зачитанный перед казнью. Да, Квикка и Озмод участвовали в невероятном путешествии единого короля по странам Севера, поэтому им прощались многие вольности. И все же…

Единый король уже выпрыгнул из повозки, оставив ее дверцу открытой, и направился к группе крестьян, копающихся в топкой земле рядом с дорогой. Они оставили свое занятие и с уважением поклонились. Однако и на этих лицах гуляла улыбка.

– Что труднее всего при расчистке нового поля? Нет, не вырубить деревья – с этим любой дурак справится, имея хороший топор. Нет, самое сложное – корчевка. Раньше крестьяне старались срубить дерево поближе к земле, а потом выжигали пень. Это долго, к тому же дуб, ясень и вяз, даже когда от них ничего не остается, могут пустить новые побеги. А вот как мы справляемся теперь. – Шеф ухватился за длинную рукоять, торчащую из сложного механизма с железными шестернями и блоками. – Канат привязываем к самому крепкому пню на поле. Другой конец накидываем на самый слабый пень. Затем налегаем всем весом. – Шеф сопровождал объяснение соответствующими действиями: качнул рукоять храповика назад, а потом вперед, и так несколько раз. В двадцати ярдах от него из земли с ужасающим треском полез пень. К рычагу подскочил какой-то керл, стал помогать королю. Рывок за рывком пень вытащили – к общей радости крестьян и наблюдающей свиты.

Король вытер грязные руки о серые рабочие штаны, дал знак керлам оттащить выкорчеванный пень и привязать канат к следующему.

– Англия – страна лесов. Я ее превращаю в страну полей. Этот механизм для корчевки сделали в Доме Мудрости жрецы Ньёрда – они моряки, все знают о блоках и канатах – и несколько моих катапультеров, они знакомы с зубчатыми колесами. Удд, железных дел мастер, руководит изготовлением шестерен. Они должны быть маленькими, но прочными.

– А ты всякому позволишь обзавестись такой машиной?

Пришла очередь улыбнуться Шефу.

– Я бы, может, и позволил, если бы решать это предоставили мне. Но куда там! Отец Бонифаций, казначей Дома Мудрости, дает машины в аренду тем, кто собирается расчистить поле. Керлы платят за пользование корчевалкой, но расчищенная земля достается им бесплатно. Не навсегда – через три поколения она будет возвращена короне. Я разбогатею на арендной плате за эти машины. А мои наследники, – Шеф кивнул на маленького Эдварда, – разбогатеют, когда к ним вернется земля.

Он указал на силуэт ветряной мельницы, бойко машущей крыльями среди плоских полей Стамфордшира.

– Еще одно новшество. Не само ветряное колесо – об этом вы давно знаете. То, что к нему приделано. Тоже способ улучшать земли. Подъедем поближе, я покажу.

Повозка заметно сбавила ход, когда Озмод свернул с Великой Северной дороги, вымощенной камнем, на старую, тонущую в грязи колею. Шеф воспользовался возможностью в сравнительно спокойной обстановке продолжить рассказ о достижениях Дома Мудрости.

– Мы едем смотреть на большую машину, – склонился он к Альфреду, – но есть и много малых приспособлений, которые приносят не меньше пользы. К примеру, научившись у Бранда и его людей запрягать лошадей в хомуты, мы через какое-то время обнаружили, что лошади иногда при повороте рвут постромки, потому что тяга приложена только к одному боку. Сначала решили брать для ремней кожу попрочнее, а потом один человек, получивший от меня ферму и лошадей, сообразил, что постромки не обязательно крепить к передку. Крепишь их к концам крепкой поворотной поперечины, и эту поперечину – мы ее называем валек – за середину привязываешь коротким ремнем к передку телеги. В результате натяжение постромок одинаковое даже при повороте. И это не только сберегает нам кожу! Очень часто настоящая польза изобретений проявляется не в том, для чего они предназначались, и происходит это не сразу. Мы придумали валек – и теперь керлы могут делать короткие пахотные борозды, обрабатывать совсем маленькие поля, ведь им гораздо легче развернуть упряжку. Из этого следует, что даже самый бедный крестьянин, у которого земли акр или два, может управиться сам, не завися от лендлорда.