Шрифт:
Галька подскочила к телефону, а я ей кричу:
– Не трогай! Папка наш ругается и не велит трогать трубку!
Но Галька решительно сняла трубку и заорала в неё:
– Алё! Кому– тато'р! Скажите дяде Андрею Кузьмину на шахте, что у него мать помирает, и мы с Люськой не знаем, что делать!
Мои родители незамедлительно появились оба. Бабка наша, слава Богу, была в сознании и умирать не собиралась. Пришла и фельдшер Дора Михайловна, осмотрела и прослушала грудь у бабки. Видимо, бабка сильно простудилась и застудила лёгкие, у неё высокая температура, надо лечить такими-то порошками, давать тёплое молоко и т. д. Мама моя ушла с Дорой Михайловной за порошками, а папка похвалил нас с Галькой, что мы не растерялись и вызвали его с работы.
Я ещё не раз в моей повести буду рассказывать о нашей бабке. И когда в апреле 1974 года она по-настоящему ушла из жизни, мы, уже взрослые её внуки, побросали свои дела и семьи и помчались в Миасс: я – из Москвы, Георгий из Магнитогорска, Евгений из Челябинска, младший брат Геннадий из Новосибирска. Это была первая и тяжкая для нас потеря, нашей хлопотуньи, говоруньи и помощницы, которая то и дело в своих молитвах просила Господа о нашем благополучии в нашем ученье, работе и, где бы мы ни жили и что бы ни делали, в наших делах «чтобы всё было хорошо»!
Наша бабка свою миссию выполнила: она, как могла и умела, «ро'стила» нас!
Братик Гена. 1946 год
После войны мои родители, видимо, на радостях решили сотворить ещё одного человечка. А может, это вышло у них случайно. Однако ж мы-то, трое, у них появлялись до войны с интервалом в один – полтора года. Потом прошло 6 лет. Отцу 31 год, маме 29. 12 мая 1946 года родился Гена.
Время ожидания появления на свет ребёнка как-то отразилось и на мне. Наверное, что-то застревало в моём сознании из подслушанного разговора взрослых. У меня проявился интерес к маленьким детям. Изменения в маминой фигуре для меня происходили незаметно. Мне не было дела до её внешнего вида. Мама – она и есть мама, толстая или худенькая всё равно мама. Зато я бурно реагировала на любого сосунка в соседних домах.
Однажды забежала в дом очередной моей подружки по дворовым играм и увидела в люльке хорошенького мальчика. Стояла и рассматривала его крохотные пальчики на руках и ногах. От светлых его волосиков (каких там волосиков? – пушок на голове) исходил необъяснимо милый запах.
Тётя Зина, мама ребёночка, заметила мой интерес, спросила:
– Что, Люсенька? Нравится наш Вовка?
– Какой хорошенький! – восхищённо сказала я. – А у нас такого нет.
Тётя Зина решила пошутить, но до меня, пятилетней, шутки взрослых не доходили. Она сказала:
– А пусть твоя мама купит его у нас! Или вот что: сбегай домой, попроси у мамы рубль и приходи, мы его тебе отдадим.
Я побежала домой и с порога закричала:
– Мам! Дай мне рубль. Я хочу купить Вовку!
Мама, конечно, рубль не дала. Я побежала назад и огорчённо объявила, что мама не дала мне денег. Наверное, их у неё нет.
Тётя Зина покачала головой, как бы о чём-то размышляя, потом сказала:
– Ну, ладно! Отдам даром. Больно много он писает и какает! Все пелёнки обмарал! Не успеваю застирывать.
Я не заметила смешинки в её глазах, решительно подошла к люльке, но тётя Зина остановила меня:
– Что ты, Люсенька! Сейчас же зима. Иди за санками, да не забудь одеялко взять, а то он замёрзнет!
Я помчалась домой, вбежала, как угорелая, в комнату, где сидела за шитьём мама, молча сдёрнула с кровати покрывало и хотела бежать на улицу, но мама остановила меня вопросом:
– Куда это ты?
– За Вовкой! Тётя Зина отдаёт нам его так! – выдохнула я, еле справившись со своим сбившимся от спешки дыханием.
Тут уж мама решительно пресекла мои намерения, сказав:
– Ну хватит! Сиди дома! Разбегалась.
Но я вырвалась из маминых рук и опять убежала. Чуть не плача, сообщила тёте Зине, что мама не велит забирать Вовку.
– Ну, ясно не велит. И я сейчас его не отдам. Видишь, он уже спит. И на улице становится темно. Ты завтра приходи!
Тётя Зина думала, наверное, что завтра я забуду о своих намерениях. Не тут-то было! Назавтра я опять явилась за Вовкой, и опять мне его не дали, придумав очередную отговорку.
А дома я ещё долго продолжала канючить: «Мама! Я хочу Вовку!»
И так надоела маме, что она купила где-то небольшую куклу – мальчика в пионерской форме. (Может, папка ездил в город в командировку и привёз по заказу мамы.)
Кукла мне понравилась. Я тут же нарекла её «пионером-Вовкой» и утешилась.
А когда мне исполнилось лет семь, мама привезла откуда-то настоящую большую куклу. Утром я проснулась, а на стуле сидит ОНА. Мой вздох восхищения. Куклу звали Таня. Не помню, куда она потом делась. Наверное, мама взяла её на время – куклы в то время были большой редкостью. И больше за все остальные детские мои годы кукол у меня не было.