Сборник рассказов о поиске самоидентичности женщины в современном мире.
Содержит нецензурную брань.
Хризантемы на перроне
– Красивая девочка, – сказал Саша, когда Алсу удалилась.
То, как вкрадчиво это было сказано, с каким вниманием к сказанному, то, что он сказал именно «девочка», не девушка или барышня, или девчонка хотя бы, то, что он вообще зачем-то посчитал нужным мне это сказать, это как будто меня оставляло за бортом жизни, выселенной в далекую пустую галактику. Нет, он не хотел, чтобы я ревновала, он не использовал такие дешевые трюки. И, наверное, совсем ничего не имел в виду. Он мог ничего не иметь в виду так, что у меня всё внутри переворачивалось.
Алсу остановилась на лестничном пролёте посмотреть на мужчину, с которым я завела роман. Я, всё-таки, в некотором роде персонаж среди своих. Я сижу всегда за первой партой, прямо перед мастером, и видно меня всем, и мои гримасы, и ужимки, и размахивание рук не могут не привлекать внимание. Я впервые в жизни была собой, глупой, простой, некрасивой и, притом, вызывала интерес. Это было моё место.
Саша приехал в Москву в марте, два месяца назад, в холодный промозглый день с полупустой спортивной сумкой. Два месяца мы кантовались в студенческой общаге ВГИКа в комнате моей соседки по блоку Ленки, которая уехала писать сценарий в деревню к друзьям. Кладешь в паспорт триста рублей, когда проходишь вахту, и ночуешь, на выходе получая свой паспорт обратно.
Ленка жила в комнате одна, её соседка «мертвая душа», только числилась на месте, но на самом деле снимала квартиру в городе с парнем.
А сейчас Ленка вернулась из деревни. Видимо, она ничего не написала там, Саша ей не понравился и, наверное, она жалела, что дала нам ключ от комнаты.
«Красивая девочка» – это так интимно.
Так он говорил о своей бывшей. «Она была красивой девочкой».
Мы сидели на лестнице в общаге, всё время кто-то сновал вверх-вниз, бесцеремонно спрашивал закурить.
Саша снял койко-место в обшарпанной квартире. В Москве много таких квартир, называют их «общаги». В комнате по восемь койко-мест. Вещи хранятся в сумках, затолканных под двухъярусные кровати. Нет даже стула или стола. Всё бы ничего, но располагалась эта «общага» на Красногвардейской, на другом конце Москвы.
Мы выпили пива, была пятница, и расставаться не хотелось. По крайней мере, мне. А Саше, конечно, не хотелось ехать через весь город в свой «муравейник»
Я сгенерировала, заведомо таящую в себе очень много дурного, идею. Ленка на выходные снова куда-то уехала, её комната опять стояла пустой. Можно позвонить ей и попросить у неё разрешения переночевать.
– Но где вы возьмете ключи?! – кричала она в трубку.
Эта девушка, приходя с ночной смены на съемках какой-то дешевой комедии, утром будила нас и кричала, что сейчас она устроит нам мастер-класс по выносу мусора. Мусора в ведре было мало, а Лена оставляла после себя шлейф валерианы. Ленка состояла, как будто, из отдельных частей; чрезвычайно длинных ног и маленького туловища. Входила она в блок всегда по частям, так, что сначала со стуком появлялись её ноги, потом угловатое туловище и следом взлохмаченная голова в огромных очках. Громкость и неуклюжесть это и была Лена. Она дала нам ключи от своей комнаты, потому что только искала свою любовь и поверила мне, что я свою встретила в лице Саши. Эта романтическая волна подействовала. Она хотела быть причастной к чьей-то любви.
– Я попрошу у дежурной по этажу
– Но она не даст!
– Даст
Меня понесло, тут невозможно дать по тормозам. Я уверяла этажерку, что потеряла ключи от своей комнаты, что соседка моя уехала, и теперь я никак не могу попасть домой. Она поверила мне и спокойно открыла нам дверь в Ленкину комнату, даже не заглянув туда.
Секс под алкоголем это обязательный ритуал. Он переносится легче. Делать это в трезвом сознании мне тяжело, я очень нервничаю. Саше нравилось медленно ходить голым по комнате, демонстрировать себя при свете дня в мельчайших подробностях, а я грезила о какой-то сказочной чистоте и непорочности между нами. Так что, алкоголь объединял нас. Каждый мог видеть то, что хотел. Мы легли прямо на полу, на матрасе, который притащили из моей комнаты, где моя соседка Настя пила чай с печеньем.
Утром я принесла из своей комнаты ноутбук и включила «Последнее танго в Париже»
Все во ВГИКе смотрели его, а я нет. Я не знала, что это такая «порнуха» Я, с неприятным для себя интересом, залипла на кино, а Саша неестественно был весел, бодр, было его много, не собрать и не уловить. Это меня пугало. Как «красивая девочка». Что у него на уме, что он за человек? Говорит, что не сможет жить без меня, приехал за мной в Москву. Но порой мне кажется, что это не Саша, другой человек. Такой скользкий, непонятный. Становится не по себе. Снова чувствуешь себя, какой-то ободранной, за бортом всего происходящего, чего-то важного. «Мы будем вместе до конца» говорит он немного по-стариковски, как оракул вещающий. И вдруг громко смеется мне в лицо, над какой-то моей слабостью. Чувствую себя зябко. Но он не замечает. А потом вдруг он скажет «сколько же ты пережила, малышка…» или тихо угадает мои самые тайные мысли…
Сейчас мне невероятно стыдно показать, что я его хочу. Так стыдно. Потому что у него слишком разнузданное настроение, он высмеивает всё. Но я делаю это, я притягиваю его за руку к себе. Кажется, он просто снисходит до меня, обыденно и скучно. Мне очень неловко, неприятно, я унижена его самодовольной ухмылкой, я хочу плакать, и в этот же момент мне хорошо так, как не было никогда. Именно в этот момент в замке поворачивается ключ.
Ещё раз и ещё. Затем раздается истеричный крик Ленки. Стук в дверь. Она в отчаянии, её обманули, никакая у нас не любовь, иначе бы мы не запирались в её комнате. Не врали бы этажерке, что потеряли ключи. Она отчаянно рвётся в комнату и кричит. Она и так слишком долго ищет свою любовь, она не готова к новым разочарованиям, к столкновению с непониманием. Мне её не жаль. А себя жаль и стыдно.