– Эти птицы такое же богатство школы, как и наша библиотека! Придёт время, и они могут спасти жизнь вашему ребёнку! – ответил директор.

– Очень жаль слышать о том, что единственной защитой моего ребёнка будет срущая на голову зверюга!

Мужчина ушёл, а на Ворона тут же «налетела» ещё парочка родителей.

Они были очень взволнованы. Мистер Фивз уже начинал немного раздражаться от того, что многие из них требовали его внимания.

– О, мистер Фивз! – начала женщина. – Примите наши соболезнования! Нам так жаль вашу сестру!

Ворон осмотрел женщину. Она была полненькая, как булочка, пышная. Её жидкие волосы были приглажены к большой голове, а на широком лице уселись тонкие губы и, совсем неподходящие ей, красивые зелёные глаза. Они были такого изумрудного оттенка, словно переливались на солнце. Мужчина, стоявший рядом с женщиной, был такой же толстенький, но его лицо было мелкое, с тонким носом.

– Нет. – тихо ответил Ворон.

Эти двое сначала удивлённо переглянулись, а затем уставились на мага.

– Моя сестра не мертва, что бы я принимал соболезнования или вы знаете больше меня? – директор сузил голубые глаза

Парочка отчаянно замахала руками в унисон, не договариваясь об этом.

– Что вы, мы просто хотели… – начала женщина. – Просто наша дочь, Милла Сунн, будет учиться в вашей школе, и мы хотели попросить вас присмотреть за ней!

– Я за всеми присматриваю и не делаю никому одолжений! – мистер Фивз удалился.

Когда Ворону удалось прорваться к входной двери школы, через толпу всех этих существ, он изрядно вспотел. Жара стояла невыносимая, она особенно ощущалась в этом тёмном костюме. Небольшой ветер приносил лишь запах сена и конюшни, что была неподалёку, но никак не свежесть. Пару раз мужчина уже пожалел, что нельзя было разгуливать голышом среди существ.

Перед директором была стеклянная тяжёлая дверь, которую он открывал в прошлом сотню раз. Мужчина поднёс ладонь к ручке, и она затрещала. Маленькие молнии щекотали руку, проходя через кожу, как через родную и привычную материю, немного успокоив расшалившиеся нервы мистера Фивза.

– Узнаешь меня! – Ворон прошептал себе под нос и улыбнулся.

Он «поиграл» ещё немного с нитями электричества, что скрипели на его ладони, прежде чем открыл дверь. Створки податливо распахнулись и Ворон вдохнул запах старых книг и ветхой мебели. Год эта обитель стояла пустая, и некоторые вещи ещё лежали под белыми накидками, такие же одинокие и ждущие своего часа, как и директор. Во время войны все школы Лондона закрыли свои двери, а ученикам пришлось вернуться домой. Год был тяжёлым и каждую семью коснулся голод и печаль.

Путь на второй этаж был расчищен, и директор поднялся по ступеням широкой массивной лестницы. Пыль слегка поднималась от его шагов и прикосновений к перилам. Лишь наверху, дойдя до развилки коридора, Ворон обернулся и увидел в дверях молодую женщину. Она стояла на пороге, в длинном платье, сложив руки перед собой. Свет струился за её спиной, и мужчина не мог рассмотреть её лицо, лишь силуэт в тени.

Подумав, что это кто-то из учеников или родителей, мужчина повернулся назад и двинулся дальше по коридору, направо. Его кабинет был в самом конце и оттуда доносились голоса через приоткрытую дверь. Ворон уже злился, заранее, предчувствуя разговор с родителями. Он вошёл в комнату, пихнул ладонью дверь и старался держаться достойно, инстинктивно выпрямив спину.

– Наконец-то ты нас посетил! – воскликнула миссис Фивз, как только увидела сына.

Женщина встала с кресла за столом и прошла в центр комнаты. Она была в строгом сером платье, застёгнутом на все пуговицы и опиралась на рукоять длинного зонта. Её худое, измученное лицо, с цепким взглядом, уставилось на сына. Мать всегда одевалась строго и говорила, что простота украшает женщину.

– И тебе доброе утро, матушка! – Ворон обошёл её и сел за стол, широко расставив руки. – Прошу, присядь.

Он будто пригласил хозяйку дома сесть на собственный же стул, где-то в углу комнаты.

Женщина было открыла рот, но мужчина перебил её.

– Да, знаю! Ты предпочла, чтобы это я пропал, а не Адора! Я бы и сам это предпочёл, честно говоря! – Ворон воспринял взгляд матери по-своему.

Мужчина знал! Знал, что Адора была любимицей, чтобы кто не говорил. И его любимицей тоже. Сердце при каждом упоминании о сестре, опускалось вниз, теряясь в кишках.

Взгляд матери потеплел и женщину будто пристыдили, поймав истинные мысли.

Седой мужчина, что вёл себя тихо до этого момента, встал с маленького дивана сбоку комнаты.

Отец был молчалив и держал свои намерения при себе. Редко от него можно было услышать какой-то совет. Он выглядел всегда подчёркнуто строго и даже собственные дети опасались разговоров с ним.

– Что ты такое говоришь?! Разве так можно?! Мы любим вас двоих и исчезновение Адоры слишком сильно отразилось на нас всех! – мать попыталась оправдаться.

– Как именно отразилось? – спросил в ответ директор. – Вы недовольны тем, что я здесь и сижу в этом кресле?