Иван не долго думая, тут же за кольцом в дорогу снарядился. Пойду, говорит, кольцо верну, эту примету, быстро обнулю и всё в порядок приведу. Марья обрадовалась, обняла Ивана: какой, говорит, ты у меня добрый, славный! Будущая тёща тут же ему пирожки горячие в дорогу напекла. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.

Вышел Иван за порог, дошёл до края деревни, и тут вдруг спохватился, что сперва не спросил у стариков, в какой стороне мир богов расположен, и как ему до него добраться. Ох, как не хорошо возвращаться, подумал Иван. Как раз почти возле самой раздорожицы стояла высохшая изба, с тремя схранёнными досками вместо кровли. Ветер гулял, как вздумается, бревно ссохлось, посерело, прорехи между брёвнами – как во рту у старухи. Вместо дверей давно уж бурьян высоченный пророс.

Мальцом он с ребятами тут ночью ходил, слышал, как изнутри кто-то бормочет и вздыхает. Забоялись они тогда до смерти, и с тех пор не появлялись тута. Старики сказывали, что хозяин той избы – неупокоённый дух первого поселянина. То ли он богам чем-то не приглянулся, то ли – что, вот они его и не берут к себе. Но была от него и польза великая: злых людей он от деревни спроваживал, пройти не давал, добрым благоволил, вспомогал в чём мог. Деревенским самим не больно-то хотелось испытывать, какая из этих категорий к ним ближе пристанет, а потому вокруг то место обходили.

Иван, помятуя слова стариков, раздвинул высокий бурьян и вошёл внутрь избы. Стоило ему перешагнуть через порог, как стены, двери, пол, потолок, ставни тут же восстали. Не смотря на то, что снаружи день только зачинался, изнутри в окнах было черным-черно. Иван опасливо оглянулся, вошёл, дверь за собой прикрыл. Как глаз к темноте приобвык, он разглядел в углу полыхающую свечу, а возле неё кто-то шептал да охал. Иван затрясся, не может с места сдвинуться, языком пошевелить. Замер на месте. Тот, кто вздыхал, услыхав Ивана, замолчал, прислушался, затем поднялся и зашагал тяжело по скрипучим половицам навстречу нежданному гостю, шаркая по полу подошвами.

Старик с длинной белой бородой оказался слишком высоким для своей избы, потому переломился в поясе, чтобы выстоять. Тут вдруг он скомандовал Ивану:

– Отомри!

Иван зашевелился.

– Садись, рассказывай, зачем пожаловал?

– Я, – говорит Иван, – ищу, в какой стороне мир божественный устроен?

– А зачем он тебе снадобился?

– Иду я туда, чтобы забрать у тамошней богини колечко, которое она случаем подобрала. То колечко я невесте моей подарил, Марьюшке.

Иван рассказал ему, что приключилось с его Марьей и подаренным ей кольцом.

– Ну-ка, скажи мне, какой была та самая богиня?

Иван передал, что знал от Марьи. Дед бороду теребит, молчит, а потом руками машет:

– Нет, не она, не похожа. Ну, да ладно. А от меня-то ты чего хочешь?

– Хочу, – сказал Иван, – чтобы ты мне дорогу указал в мир богов, рассказал, как туда добраться.

Дед ухмыляется:

– Считай, что тебе свезло. Никто кроме меня дороги не знает. – Можешь звать меня дедом Федотом. Вот мы с тобой сейчас чайку попьём, и я тебе в аккурат всё выложу.

Сидит Иван с дедом Федотом чай пьёт, а дед ему и рассказывает:

– Как-то, я с приятелями веселился и поспорил, что по семицвету гулять буду. Слово вылетело – надо его держать. Вот и пустился искать его, ушёл из тех мест, где родился. Молодой был. А покуда я – сирота, то печалиться обо мне было некому, акромя старика, мастера плотницкого дела, который меня воспитал и всё умение своё мне передал.

Стал я высматривать, где семицвет (или радуга по-простому) чаще всего бывает. Приметил это место, где сейчас деревня стоит. Тут я, считай, самый что ни на есть первый поселянин. В то время людей здесь не было. Была река, лес, горы кругом. Радугу поймать я так и не сумел, зато вызнал, что она здесь часто появлялась потому, богам это место тоже приглянулось.

Однажды увидал я, как три распрекрасные богини купались в озере, а когда вышли из воды, то обернулись птицами невиданными и улетели. На другой день я их уже поджидать стал. Птицы заново прилетели только к концу третьего дня. Обернулись богинями и пошли к озеру купаться. Особенно полюбилась мне одна, такая красивая, что словами не выразить. Вот и дерзнул, некому было меня образумить, стал мечтать, чтобы рядом с ней оказаться. Поначалу дом себе поставил, чтоб можно было чаще её видеть. Вскоре установилось, что и она меня заприметила и полюбила. Стали мы размышлять, как же нам видеться чаще, чтобы не только она могла прилетать к нашему озеру, но и я мог бывать у неё.

У ней была только старуха мать. Она-то ей совет и дала: пущай, мол, твой Федот, мост между двух миров соорудит, тогда и замуж за него пойдёшь. Да только надобен ему материал, который впору придётся и на земле, и на небе. Вызнала она, значить, что мастером я был наипервейшим. Долго я инженерил, из какого такого материалу мост смогу смастерить. Ясно было, что он надёжно должон упираться не только в твердь земную, но и в небесную. Всё испытал, всё, что знал: и железо, и камень, и дуб столетний, и лиственницу. Да только всё рушилось, стоило мне только миновать порог человеческий и достичь предела божественного. Тогда невеста моя, богинюшка, вновь обратилась за советом к матери.