Раздражение – сосок бледен и безжизнен – окончательно прогоняет сон. Он протягивает руку и простынёй накрывает женщину до подбородка. Он смотрит на потолок, белый и скучный. Небольшие выбоины, тёмная точка, неприметные полоски – вот и всё.

Взгляд мужчины соскальзывает вниз и цепляется за тёмный пушок над коленкой женщины, перебирается по поверхности простыни и притягивается только укрытыми холмиками женской груди. Действие ассоциативных факторов постепенно меняет его состояние, пробуждая самое безудержное из всех влечений. И начинает функционировать один из генетических кодов, который – была уже в том уверенность – с минуты на минуту приведёт к единственному парному физиологическому акту человека.

Проникшая под простыню рука вступает в контакт с эрогенными зонами женщины. Женщина глубоко вздыхает, потягивается и, сменив ритм дыхания, замирает. Спустя некоторое время она, глубоко вдыхая очередную порцию воздуха, вновь расправляет тело и, втянув живот, опутывает чёрными кудряшками лобка пальцы мужчины. Начинается так называемая любовная игра с использованием различных видов сексуальных рефлексов, присущих, впрочем, и многим другим представителям млекопитающих.

Коитус в собственном смысле этого слова длится сравнительно недолго. Резко возросшее мышечное напряжение, парализуя психические процессы, рвёт связь женщины с пространством и временем. Она, вскрикнув, впивается пальцами в ягодицы мужчины и, со стоном втягивая воздух сквозь крепко сцепленные утонувшие в дёснах белые зубы, в напряжении замирает… В общем, скоро соитие заканчивается.

2.

Спустя сорок минут они уже сидят за столом, мужчина ест яичницу, женщина – творожный сырок.

– Может быть, тебе не ездить? – произносит мужчина. Голос его безучастен, однако пальцы правой руки с излишним усилием сжимают вилку. Возможно, из-за того, что яичница пересолена.

– А что я должна делать? Как всегда, на телевизор пялиться? – спрашивает женщина и смотрит на мужчину из-под наклонённых книзу и делающих глубокими чёрные глаза ресниц. Брови её удаляются от глаз, губы наполняются обидой. – Мы же совершенно перестали вылезать из нашей конуры. Особенно после того, как ты занялся этим своим… частным сыском. Но обещаю, что оставлю тебя на весь день. Можем встретиться перед самым возвращением. У электрички. У тебя какое там дело, если не секрет? Оказание услуг какому-нибудь ревнивцу?

– Я же говорил, – равнодушным голосом отвечает мужчина, но при этом резким движением отодвигает тарелку. – Самоубийство. Заявители считают, что его довели до этого. Или даже убили.

– И думаешь за день управиться? – женщина эластичными конусообразными пальчиками развитой кисти накладывает кусочки сыра и колбасы на хлеб и ждёт отрицательного ответа.

– Не уверен. Снимем, на всякий случай, гостиницу.

– А где ты хочешь встретиться с нужными людьми? Ну, там, свидетелями, друзьями несчастного?

– Буду звонить – будем определяться. И не с друзьями, а с единомышленниками. У них там что-то вроде ассоциации правдоискателей.

– Тебе мало конфликтов с власть предержащими? От гонорара хотя бы не отказывайся…»

Арсов отодвинулся вместе со стулом от стола и нервно огляделся. Разные бывают совпадения. И человек, как он полагал, – результат множества совпадений. Не вполне понимая, для чего, он вынул пистолет и, передёрнув, положил его на стол. И вновь углубился в чтение.

3.

«Два дня тому назад, как всегда в случае возникновения потребности в новых заказах, он надел чёрную тройку и белую сорочку с бордовым галстуком и – в тёмных очках, с бордовым кейсом в руке – отправился на заводскую площадь. В 16 часов 15 минут он приблизился к книжному киоску, чтобы купить за двадцатъ пять копеек «Коммерческий вестник», а затем отойти к торцу киоска с Майклом Джексоном, глазеющим на проходную одного из заводов областного центра сквозь истоптанное клейкими лапками мух стекло, и монументализироваться с развёрнутой газетой в руках и кейсом между ног.

Иногда, если будущий заказчик был нетерпелив и успевал поинтересоваться о человеке в чёрном костюме и тёмных очках у киоскёрш, удавалось сэкономить двадцать пять копеек. Однако в этот раз Галина Петровна, знающая в лицо, по её личным подсчётам, около тридцати тысяч жителей города, скорчив удивлённо-отрицающую гримасу, покачала головой и потянулась за «Вестником».

Земля сквозь вихри рассеянной материи мчалась вокруг Солнца, заботливо погружая в его лучи квадратные километры смердящей шкуры. Кооперированные, стандартизированные и типизированные социальной формой движения материи бежали, толкая друг друга хрупкими скорлупками личных интересов, тысячи уплотнений механизма социальных связей, и тысячи комочков сознания, поражённого всеобщей коллективизацией, ласкали массово внушённые провоцирующие образы и идолы потребления, окрашенные нереализуемостью лелеемых притязаний.

И это почти непрерывное и неизбежное общение их между собой, называемое социальной жизнью, мелкими, но резкими взаимокасаниями душ и воль гонит их в нивелирующие оковы общественной системы, на орбиту стадного единения-приспособленчества. И отторгнутые за ненадобностью человеческие сущности скулящей мелодией мыслей и чувств реют над скоплениями людей, возмущая – в форме обратной связи – частицы материи атмосферы.

А брызги напряжённой материи – в свою очередь – метеоритным дождём обрушиваются на биосоциальную сферу, нарушая, в частности, состояние бдительного равновесия Арсова, который отнюдь не являлся дробящим поток валуном, а скорее – лишь относительно неподвижной временно занесённой в заводь щепкой.