– Что сказали про бабки? Когда и кому отдать?
– стиснув зубы, спрашиваю я.

– Дали неделю и если Виктор не вернет долг - нам обоим пиздец. Отдать должен сам Виктор, я не знаю кому.

– А Виктору насрать, да?

– Ты сам все прекрасно понимаешь, - вздыхает Рик.
– Он привык, что я выгребаю за ним любое дерьмо… Промашка моего воспитания, чтоб ее…

– Я заплачу его долг, но это в последний раз, Рик, - тыкаю в грудь мужчины, вкладывая в свою речь как можно больше металла и угрозы.
– Я не нефтяной магнат и все, что только можно было угрохать в трек - я угрохал.

– Спасибо, Стас, - пытается подняться мужчина, но кривится от боли и вновь опускается на подушку.
– Стас, ты… Спасибо! Я буду работать бесплатно, как вернусь...

– Я ещё как-нибудь зайду, давай выздоравливай, а то смотреть тошно, - усмехаюсь я и вижу подобие улыбки на опухшем лице друга.
– Но шибко не торопись, я нашел тебе отличную замену.

– Быстро как! Кто он?

– Она, - растягиваюсь в слишком широкой улыбке я.
– Ассистенткой к тебе хотела попасть, а попала…

– К Черту в загребущие руки, - заканчивает фразу Рик и хрипло смеется.
– Красивая, судя по всему?

– Есть такое, - ухмыляюсь я, а Рик многозначительно улыбается и выгибает бровь.

– Ну так, чего ж ты тут сопли жуешь? Вперед на штурм!

– Ей восемнадцать, придурок!

– Ох ты ж, - беззастенчиво ржет друг, - ну, девочки любят постарше.

– Но не в два раза.

– А ты у нас правильный добрый дядя, значит?
– подкалывает Рик.

– Типо того, - тему продолжать уже совсем не хочется, на душе от этого становится как-то погно.
– Я пойду, меня уже наверное заждались.

– Лети, лети, - ухмыляется друг.

Возвращаюсь к машине, но ассистентки не наблюдаю. Проверяю телефон — пусто. Ладно, подождем, хотя мне показалось, что я просидел у Рика достаточно долго.

Минут десять спустя, пассажирская дверь открывается и в салон садится Лия. Девушка не смотрит в мою сторону, а лишь отворачивается к окну, не проронив ни слова.

– Как мама?
– решаюсь спросить я, но ответом мне служит лишь тишина и подрагивающие в тихих рыданиях плечи девушки.
– Лия, что-то случилось?
– снова молчит, снова не смотрит, а мне уже и самому становится тяжело дышать. Что ж там такое произошло?!

– Ли-ия, скажи мне пожалуйста, что произошло?
– снова тишина. Ну уж нет, я знаю, как заставить ее рассказать.
– Если ты не скажешь, мы никуда не поедем и ты опоздаешь на работу, а я выпишу тебе выговор. А может быть даже уволю.

– У мамы падают жизненные показатели, - девушка поворачивается и смотрит на меня заплаканными покрасневшими глазами.
– Они больше ничего не могут сделать, - всхлипывает она, вытирая слезы.

– Но что-то же можно сделать?
– в голове не укладывается, как это не могут ничего сделать?!

– Можно, но не мне, - чуть успокоившись, отвечает Лия.
– Маму нужно определять в хорошую клинику с новым материальным обеспечением или вообще заграницу. Но у меня нет таких денег, поэтому все, что мне могут предложить — смотреть, как она умирает!

Девушка снова сотрясается от беспорядочных всхлипов. Мне требуется несколько долгих секунд на раздумья, но потом план сам собой выстраивается в голове.

– Я отвезу тебя домой, - говорю я.
– Мне нужно съездить по важному делу.

Отвез девчонку домой, попросил выпить успокоительного, но ведь не послушается, так и будет гробить свою нервную систему! Вернулся в свой кабинет и взял листок с записанными утром контактами.

Не хочу просить, не хочу! Но ничего не могу с собой поделать, еще больше хочу помочь девочке всей душой. Нет, не для того, чтобы стать рыцарем на белом коне, спасителем, на которого она бросится с распростертыми объятиями, а просто так, потому что очень хочу спасти дорогого ей человека.

То, что это был я — она не узнает.

Набираю номер и слышу как стучит мое сердце от волнения.

– Алло?
– вопрошает в трубке детский голос.

– Стася?
– не могу скрыть своего удивления.

– Дядя Стас?
– получаю в ответ не менее удивленную интонацию от девочки.
– Мама! Дядя Стас звонит! Ма-а-ам!

– Тише, тише!
– стараюсь утихомирить девчушку, яростно зовущую к телефону маму. Не хочу говорить с ней, сколько бы лет не прошло — мне все равно тяжело, хотя уже и не так обидно.
– А папа дома?