Словно в насмешку над его надеждами, все тело внезапно пронзила резкая боль. Старость уже захватила его, а далее – неизбежная смерть. Олаф отвел взгляд, уж он то точно не предназначен для старости. И дожить ли ему до этих времен…

Распрощавшись со стариком, дети устремились домой. Зимой, да еще и на севере, светлое время суток являлось роскошью. С каждым часом снегопад превращался в бурю, будто духи зимы завывали отовсюду, рыская в поисках замерзающей жертвы. Сон не заставил себя ждать, единственная радость после столь тяжелого дня.

2

Проснувшись среди ночи, Олаф поторопился раздуть угли, ощущая мороз, что быстро просачивался сквозь прогнившие стены, в то же время, он старался изгнать из головы страшный сон. Рун, как всегда сладко спал, работа настолько выматывала парня, что он мог до смерти замерзнуть, не просыпаясь. Олаф знал, что довольно часто ему так и хотелось.

Пару щепок и древесная кора быстро наполнили светом хибару, и тепло вновь полилось по дому прогоняя леденящий воздух. В углу показалась толстенная серая крыса, в животе страшно урчало, но Олаф научился отгонять эти мысли. Друзья мастера по ловле крыс и если признаться честно, то они куда приятнее на вкус, чем еда на рудниках. Крыса взглянула Олафу в глаза слегка насторожилась.

– Живи пока, – пробубнел Олаф.

Грызун противно пискнул, словно в ответ и принялся прогрызать новую дыру в стене. Олаф вздыхал и всматривался в ловкость крысиной работы, словно видит это впервые – крыса была мастером в этом деле. Сначала это захватывало, а теперь его плавно клонило ко сну.

Странный шум отвлек от размышлений о крысах. Вопреки буре, кто-то пробирался по снежным сугробам. “ В такую-то погоду?”– подумал парень. Он заглянул в щель забитого окна – никого. Резкий стук в дверь заставил Олафа отпрянуть от стены.

– Кто там? – спросил Рун, протирая глаза.

– Не знаю, – ответил шепотом Олаф – Не достойно северянина оставить гостя в метель…

Олаф открыл дверь, и ветер со снегом больно ударил в лицо, запустив человека с ног до головы укрытого плащом, он с трудом прикрыл двери на засов.

Переступив порог, гость легко поклонился.

Лицо неизвестного скрывал капюшон, в полутьме лица различались плохо. Его плащ облеплен снегом, а за спиной свисала сумка, которую человек сразу же скинул на пол.

– Проходите к огню, согрейтесь. – предложил неуверенно Олаф.

– Благодарю вас, – сказал незнакомец старческим голосом и подойдя к огню, уселся на доски.

Молчание, казалось, длилось целую вечность. Олаф нервно наблюдал за странным незнакомцем. Человек тяжело дышал, словно раненое животное. Олаф не знал, что делать и решил заговорить:

– Простите… но вам лучше пойти в местную таверну. Наша хижина холодна, а из угощений лишь крысы, – сказал он, бросая взгляды на незнакомца.

Ему было не по себе от мысли, кто может скрывать свое лицо. Но инквизитором он не был и это успокаивало.

– Меня вполне устраивает ваш дом. Не могли бы вы принести мою сумку, молодой человек?

Спокойствие и мягкость с которой говорил незнакомец, давало чувство безопасности. Олаф послушно принес сумку и передал старику, последний удовлетворенно кивнул. Осмелев, парень решил спросить вновь:

– Что привело вас в Берг?

– Разве… я забрался так далеко на север? – растерянно произнес человек. – Привело меня то, что многими позабыто и отброшено юноша… То, чего лишились многие из нас…

Сказав это, лишенный сил, старик плавно упал на бок. Олаф подскочил к незнакомцу и снял капюшон. Старик седым не был, черный волос спадал до плеч, а лицо заросло густой бородой. Лишь голос и множество морщин говорило о его возможном возрасте. Бледная кожа. На руках кровь…

– Что с вами? – спросил Олаф

– Я потерял слишком много крови. Руны указали мне путь к вашему дому… но как дети помогут мне…

– Помогут? В чем? – спросил Рун, дав старику воды.

Последний откашлялся. Друзья постелили соломы под голову раненного. Он с трудом развязал сумку и достал оттуда книгу. Книга не из церковных, которые часто видели дети. Ее страницы равномерно вырезаны из кожи животных, а на более толстой коже, что служила обложкой, выжжен знак. Олаф нередко встречал на старых деревьях и камнях что-то подобное. Эти знаки пуще всего стремились уничтожить священники и инквизиция.

– Язычник… – произнес Рун.

Старик заметил, что дети испугались и поспешил заверить, что бояться нечего:

– Сегодня никто не узнает обо мне… Слишком поздно… я так долго искал ее… эта книга так нужна в Винланде… вы должны сжечь ее, это небезопасно!

Старик явно умирал, он бледнел на глазах, а дышать становилось все труднее. Его речь становилась все медленнее, а глаза закрылись. Какое-то время он бредил, говоря на непонятном языке, а после выдавил последние слова:

– На запад… к фьорду Рагнара…корабль через две недели… я должен успеть… Винланд…