Его мой рассказ не особенно озадачил.

— Бывает, — неопределённо пожал плечами «эскулап», а я подумала, что при нашей жизни параноики, наверное, пачками к нему поступают. — Вы зря так переживаете. Полежит немножко, и заберёте своего соседа нормальным человеком.

Несмотря на молодость, в докторе просматривались такие своеобразные замашечки умудрённого опытом врача — непробиваемое благодушное спокойствие, будто он сам находился под действием препаратов.

— Так уж и нормальным? — усомнилась я. — А если у него это повторится?

— Навряд ли. Но если что, милости просим обратно к нам. Это уже будет на шизофренийку намёк, а в таком состоянии больные социально опасны, — «успокоил» он.

От такой перспективы мне поплохело. Руки мелко затряслись, на лбу выступил холодный пот. Хотя, всё это, конечно, могло быть и следствием суточной голодовки.

— Да что ж вы так паникуете-то? — недоумённо спросил врач, внимательно ко мне присматриваясь. — У вас, милая, у самой, похоже, невроз. Не худо бы подлечиться.

У меня отвисла челюсть, и я едва не выпалила: «Спасибо, доктор, ваше психическое здоровье тоже не внушает мне особого доверия!» Но проглотила эту фразу, взяла себя в руки и поинтересовалась, можно ли Бронштейна навестить.

— Думаю, пока не стоит. Ваше появление может вызвать у больного нездоровые ассоциации, — поразмыслив, ответил он, неопределённо помахав в воздухе рукой. — Вы в понедельник приходите. А я вам пока один препаратик выпишу, попейте непременно. Заболевание всегда лучше в зародыше задушить.

С этими словами он настойчиво всучил мне рецепт. Взамен я передала ему небольшую передачу для соседа, три сотни баксов на всякие нужды и покинула территорию больницы с чувством, что и я уже пациент клиники для душевнобольных. Внезапно вспомнилось, что кто-то из классиков написал что-то вроде «каждый интеллигентный человек хотя бы раз в жизни должен полежать в психиатрической больнице». А поскольку привыкла считать себя девушкой из интеллигентной семьи, а мнение великих в большинстве случаев уважать, шла к машине, обуреваемая сомнениями: можно ли мне вообще садиться за руль? Вдруг я тоже представляю потенциальную опасность для общества? Профессионалу-то, должно быть, виднее!

А выкурив сигарету и немного успокоившись, пришла к малоутешительному выводу, что если уж я — ненормальная, то нормальных нет вообще, и развернула рецепт.

На желтоватой бумаге размашистым почерком было начертано: «Пейте валерьянку, по одной штуке три раза в день!»

— Тьфу ты, ещё один юморист выискался! — я выругалась, скатала листок в плотный шарик, щелчком отправила его в близстоящую урну и поехала на квартиру убитой.

Как и в первый приезд, истязать звонок пришлось долго. Я уж было решила, что младшего Валентина всё-таки забрал старший, и собралась позвонить тому на сотовый, когда за дверью хмуро спросили:

— Кто?

— Это Маргарита Королёва, я у вас собаку забирала. Вы обещали родословную найти.

Дверь без звука отворилась, оказалось, она и не заперта вовсе. На пороге возник полуголый заспанный Валёк с взлохмаченными сальными волосами.

— Не-а, не нашёл, — зевая во весь рот, прогундосил он.

— Добрый день, — сказала я, помня, что интеллигентные люди при встрече всегда здороваются, даже если человек им не слишком приятен.

— Привет, — кивнул пацан, «просыпаясь» и окидывая меня оценивающим взглядом.

— Искал, но не нашёл, или не нашёл, потому что не искал? — уточнила я.

Парень поморгал, переваривая сложную спросонья фразу, и нехотя сознался:

— Не искал.

— Может, вместе поищем? — предложила я, поигрывая ключами от машины. — Она мне позарез нужна.

Валентин поразмышлял немного, попялился на мои ноги и наконец соизволил пригласить:

— Заваливай.

Меня провели в столовую, которая с момента нашего с Виктором визита несколько видоизменилась, а именно: покрылась жирными пятнами, обросла грязной посудой и провоняла коноплёй. Теперь понятно, откуда в юноше столько странностей. Травкой балуется. А может, и похуже чем… Как он теперь жить-то будет? Последыш избалованный…

— А ты, вообще, кто такая? — неучтиво спросил Валёк.

— В каком смысле? — растерялась я. Уж и не помню, когда со мной разговаривали в подобном тоне. В последний раз, наверное, в подростковом возрасте.

— Ну, нас откуда знаешь? С матерью, что ли, корешилась?

— Да не то чтобы очень… — протянула я. — Так, знакома была… заочно.

— А псина эта безмозглая тебе зафига? — поинтересовался он, роясь в разных ящиках. — Она же без башни совсем.

— Сам ты без башни, — огрызнулась я, обидевшись за Федьку. — Нормальная собака. Должок у меня перед Дмитрием. Он попросил забрать, я забрала.