Да будут благословенны его фраваши…

Примерно об этом велась беззаветная, благопристойная беседа в доме Киаксара, и витийствовал об обретении святости пророком Заратуштрой один из мобедов [61] . Его приятный голос и монотонно льющаяся речь незаметно вогнали в сон сразу нескольких священнослужителей и даже одного военачальника, славившегося своей стойкостью.

– Иноверец прибыл! – громко возвестил слуга, и красивый голос мобеда вслед за объявлением умолк.

Егише и Ванею проводили внутрь дома Киаксара. Он выделялся среди остальных домов местных жителей своими внушительными размерами и располагался на самом высоком склоне города.

Толстые стены изнутри были оглажены и сплошь завешены шелковыми коврами. Полы покрывал толстый шерстяной ковер грубой работы. В углу был устроен большой очаг с едва теплившимся огнем. Очаг был обложен обожженным кирпичом и щедро украшен чеканными медными пластинами с голубыми бусинами и разноцветными камнями. У противоположной стены на небольшом возвышении, на длинных шелковых подушках полулежал сам царь царей – Киаксар. Он был одет в традиционные белые одежды и подпоясан золотым чеканным ремнем.

От остальных мужчин – своих приближенных, сидевших вдоль стен на ковре, он отличался обилием золотых украшений. Сопровождавшие Егише люди охраны царя вошли с поклоном, а приблизившись к правителю, пали перед ним на колени. По кивку правителя охранники так же, не поднимая глаз, встали с колен и бесшумно удалились.

– Приветствую тебя, правитель благословенной Газаки и Атропатены. Да продлятся дни твоего правления на этой благословенной земле, – произнес, склонив голову, Егише на ломаном языке койнэ, зная, что местная знать предпочитает говорить на этом языке.

Придворные переглянулись и посмотрели на царя.

– Приветствую тебя, – не сразу ответил тот, перейдя на арамейский. Он продолжал изучать иноверца, о котором был немало наслышан. – Гость в доме – радость для хозяина. Однако если помыслы его чисты…

– Мое сердце открыто для тебя, ибо моими устами глаголет сам бог.

– Не слишком ли ты самонадеян? И почему на тебе черные одежды? Разве тебя не радует встреча с нами? – надменно поинтересовался правитель.

– У слуги Господа нашего каждый день, дарованный им, праздник. А одежда моя пускай тебя не обижает. Так мы выражаем свою смиренность перед Господом нашим.

Ванея услышал, как за спиной зашептались мужчины. Присутствующие, все без исключения, были облачены в светлые одежды.

– Ты пришел в нашу страну по приказу или собственному соизволению? – опять задал вопрос Киаксар.

– Мое сердце не знает никаких приказов, кроме веления Божия.

– А я вот принимаю тебя по своему разумению, так как хотел убедиться, не тот ли ты одержимый пришелец, что наведывался уже однажды, чтобы смущать умы людей наших? – Киаксар улыбнулся, но улыбка его таила больше угрозы, чем дружелюбия. За спиной Ванеи при этом пронесся возмущенный гул. Егише промолчал в ответ.

– Значит, ты готов сложить здесь свою голову, и пример твоих предшественников для тебя не наука? – возвысив голос, рявкнул царь. Егише продолжал молчать. – Я хотел лично встретиться с тобой, чтобы узнать о твоих намерениях. Признаюсь, твоя настойчивость граничит с наглостью или… глупостью. Кто ты есть?!

– Я служитель Церкви Иисуса Христа…

– Прежде всего ты – преемник Варфоломея и Фаддея, – с заметной долей лукавства произнес мужчина, сидевший по правую руку от царя, судя по всему, священнослужитель, – И так же, как они, наверное, считаешь, что все мы здесь безбожники, и только и ждали того, кто откроет нам глаза на истинную веру?

В зале воцарилась тишина, а затем присутствующие начали возмущенно переговариваться. Егише оглядел собрание, затем сказал как можно дружелюбнее. Но при первых же словах его гул в зале усилился.

– Бог един, а Церковь наша никогда и никого не вовлекала в свои ряды против воли…

– Для нас отступление от веры – самый тяжкий грех, – не меняя интонации, опять произнес мужчина, который являлся главным жрецом. Имя его было Эштар. – Ты хочешь ввергнуть наших верующих в грех?! – грозно произнес жрец. – Ты, как и твои предшественники, хочешь посеять раздор между братьями – приверженцами единой маздаяснийской веры?!