– Давайте покрасим ей пол! Ни у кого не будет такого красивого, солнечного пола. Мы будем первые, – предложил папа.

– Я согласна! – засмеялась мама. – Я тоже буду красить, только дайте мне кисточку. У нас уже есть жёлтая шёлковая занавеска – сюзане с вышитыми бабочками. Пусть будут и полы жёлтые. Я чувствую, что с этими жёлтыми полами у нас начнётся новая жизнь.

Папа вздохнул. Полы он покрасил суриком к моему рождению – семь лет назад.

– Старая краска тоже была хорошая, но эта будет ещё лучше, – добавила мама и посмотрела папе в глаза – снизу вверх.

– Я не против, – сказал папа Марк и пошёл в кладовку за кисточками.

Уже в понедельник у нас был новый, ярко – жёлтый пол.

С тех пор я стал просыпаться раньше всех. Наша единственная комната днём была гостиной, а ночью – спальней. Для родителей был диван. Для меня – кровать. Теперь я специально просыпался очень рано, чтобы полюбоваться на жёлтый пол. Когда солнце заглядывало в наше большущее окно сквозь ветки огромной сливы, на жёлтом сюзане и на жёлтом полу начиналось «кино». Шевелились тени листьев. Качались ветви. Прилетали и улетали воробьи и горляшки. Даже бабочки, которые порхали, пытаясь влететь через стекло, тоже отражались. Живые бабочки летали по сюзане вместе с вышитыми. Тени, лучи и блики получались всех оттенков жёлтого – от почти зелёных до почти оранжевых.

Родители уходили на работу. А я уходил играть во двор.

Был месяц май. В детсад идти не надо, в школу – только в сентябре. Всё лето впереди. Во дворе масса интересного – ромашки и мальвы, жуки и ящерицы, скворцы и удоды…

Но теперь я нет – нет, да забегал домой – поглядеть: как там новый пол?

Я всё не мог привыкнуть к тому, что у нас есть такая красота. Пол был необыкновенно гладкий – словно шёлковый. И уютно пах ёлкой. Я доставал жёлтые кирпичики «Лего», ложился на жёлтый пол и думал: «Что же ещё такого будет у нас в новой жизни, про которую говорила мама?»

Как-то раз, когда рыжий лилейник не отцвёл даже наполовину, к нам зашла соседка – тётя Женя. Под мышкой у неё была фанерная посылочная коробка, с обломанной сургучной печатью и адресом, написанным химическим карандашом. Я видел в окно, как она разговаривает с мамой и показывает что-то в коробке.

– Алёша, – позвала мама, – иди к нам!

– Здравствуй! Это тебе подарок, – сказала тётя Женя. – В прошлом году я обещала коконы. Помнишь?

Я-то и забыл уже – какие такие коконы? Но на всякий случай кивнул – помню! Кто же от подарка отказывается!

– Смотри, – сказала тётя Женя, – коконов сейчас нет, зато есть живой шелкопряд. Это – гусеницы. Совсем маленькие – детки ещё. Скоро они вырастут, начнут делать шёлковые нити и свивать из них разноцветные домики. Это и есть коконы. Ты сам всё увидишь. Держать их лучше дома. Только кормить нужно каждый день. Утром и вечером рвать для них свежие листья тутовника.

Я подошёл и заглянул в коробку. Изнутри она была устлана зелёными листьями, на которых шевелилось множество белёсых червячков. Они шуршали и быстро грызли края листьев.

Шёлковые гусеницы! Это так здорово! Я даже рот раскрыл.

– Мама, это гусеницы сделали нашу жёлтую шелковую занавеску с бабочками? Они теперь у нас жить будут?

– Ну, всё, – засмеялась мама и потрепала мои вихры, – теперь из дома тебя точно не выгонишь.

– Ты знаешь, – сказала она тёте Жене, – как мы полы в жёлтый покрасили – так Алёшка только в доме играет. Изолировался от дворовой жизни. Теперь хоть за листьями побегает. Надо же ему о ком-то заботиться.

Я ухватил коробку и потащил в дом.

– А «спасибо» кто будет говорить? – крикнула мама вслед.

– Спасибо, тёть Жень! – крикнул я, не оборачиваясь. Восторг обладания живыми шелкопрядами переполнял меня.

С этого дня я мог часами просиживать над коробкой, подкладывать свежие листочки и радоваться, как быстро набирают вес мои шелковичные детки!

Они и вправду росли не по дням, а по часам. Нам с дедом пришлось сделать новое жилище – картонный поддон, размером почти с меня. Заполненный слоем сочной тутовой листвы, он стоял на жёлтом полу, под окном. Из поддона раздавался хруст.

Очень скоро полсотни упитанных гусениц, размером с указательный палец, съедали по целому ведру листьев в день. Скоро вся зелень с нижних ветвей тутового дерева нашей соседки была оборвана. Пришлось использовать лестницу – стремянку…

Гусеницы шелкопряда казались мне необыкновенно красивыми. Белые, кремовые, жемчужно – серые. Глаза у них были как будто подведённые стрелками. А соединённые брови – словно усьмой [1] подрисованы. На попках задорно торчали вверх острые хвостики.