Аннотация
Московский архитектор Владимир Азаров, переехав в Торонто около 20 лет назад, стал плодотворным канадским автором, написав и издав более 10 книг на английском языке. Он окунулся в писательскую карьеру, поняв, что его профессия архитектора на новой земле нереальна. Английский язык, о котором Азаров мечтал в России, становится его музыкальным окружением. И он находит себя в близкой ему как архитектору стихии – в поэзии, продолжая постигать новый язык. Печатает несколько первых английских книг в Москве. И уже более десяти лет успешно сотрудничает с канадским издательством Exile Editions, главный редактор которого Барри Каллаган – увлеченный ценитель русской культуры. Владимир Азаров никогда не забывал, где он родился, и где продолжают жить построенные им дома. Поэтому писатель возвращается к родному языку и переводит свои канадские книги на русский, используя эмоциональный «белый» стих.
TWO RICHARDS
Cataloguing in:
The Russian State Library in Moscow
The National Library of Russia in Saint Petersburg
На обложке:
Казимир Малевич «Два крестьянина на фоне полей» (1930)
Часть 1
«Онегин, добрый мой приятель,Родился на брегах Невы,Где, может быть, родились вы…»
«Коня! Коня! Полцарства за коня!»
I
Казахская ночная степь.Наш поезд мчится. Стук перестук сотен колес.Все трясется и колеблется в вагоне —Мы – как в длинной веренице расшатанных телегНа ухабистой дороге…Отец и мать со мной. Я еще совсем ребенок —Мне пять, шестой пошел…Живем мы в Макинске [1] ,Едем в Кокчетав [2] , которыйБлижайшее к намПоселение, где единственная больница на всюБесконечную глухую степь…Нас выслали из Ленинграда —Изрезанного водой каналов… Вода-вода…А здесь в степи – безводной и холодной —Живем уж пару лет в бараке в келье…Мамина шаль уже потертаИ штопано ее пальто…Нищенская жизнь в глухом поселке…Но с миром связь – железная дорога!Наш поезд мчится!ПРИШЛА БЕДА!Крошечное стеклышко попало в глаз!Мне!Кровь течет!Ребенок в пустынной нецивилизованной степи.Плачет, рыдает,Что делать?Уже мокрая от слез моя повязка – мамина косынка!Пришла поселка медсестра,Ccыльная Поволжья немка.В ее сумке только пилюли и иголки…Что делать?И совершенно нежданно, нам разрешилиПоехать в селенье КокчетавВ ближайшую затерянную в степи больницу!(Отец и мать – решил уже я доложить —Они любили ЛенинградскийТеатр драмы…И однажды, как нравилосьРассказывать об этом маме,Отец купил билеты – и этоВместо «Ромео и Джульетты»Того же драматурга «Ричард Третий»!И до сих пор мои родители не забылиЭтот забавный ленинградский эпизод!Бывает часто – отец в двери нашей коморкиДекламирует – как тогда кинозвезда Черкасов [3] :«Коня! Коня! Полцарства за коня!»)И сейчас:«Коня! Коня! Полцарства за коня!»Грустная матьРадостно смотрит на меня:Ты слышишь, Ричард?Мой бедный Ричард! Мы едем!Мой левый, больной глаз пульсирует от боли!Муки! Кошмар!А мама продолжает меня звать опять.Ею окрещенным Ричардом!1
Макинск – город в Казахстане, административный центр Буландинского района.
2
Кокчетав – город в Казахстане, в настоящее время называется Кокшетау, административный центр Акмолинской области.
3
Николай Черкасов (1903–1966) – советский актер театра и кино, народный артист СССР, лауреат Ленинской и пяти Сталинских премий. Лукино Висконти хотел снять его в роли принца в исторической киноэпопее «Леопард» 1962 г. Однако состояние здоровья Черкасова не позволило ему принять участие в съемках, и эту роль сыграл Берт Ланкастер.
II
Мать с раскрытым – еще не сломаннымЛенинградским зонтиком в руках —Городская жительница – перепрыгиваетЧерез лужи… Холодный, мелкий, беспросветныйДождь накрыл поселок… Уже пересекаемСверкающие параллели рельсов… И ониУскользают в никуда за недалекий горизонт бараков…В этой бесконечности уже возник солдат —Фонарь в руке:Эй! Товарищ! Это же вагон почтовый!А поезд в Кокчетав?Да! В Кокчетав! Но вагон почтовый!У меня их разрешение!Подпрыгивает на колдобинах нашаЛошадь из железа —Многоколесная машина «скорой помощи»…Вагон почтовый. Но «скорой помощи»!Огромные мешки и их так много!Почта!Слава Богу – в Макинске железная дорога!Вот и мой сон:В моейСтавшей другой голове – бесконечныеХолщевые мешки,Наполненные письмами… Коробки, ящики…Что в них? Еда?Конфеты – утолить угрозы моей боли?Но догадываюсь и боль еще сильнее —Это всего лишьСтарая одежда, ношенные вещи…Возможно даже —Какой-то бабушки какие-нибудь сладости —Казахские каракули семейной нежной любви…Почта! Всегда новости!В гигантских штабелях газет для меня радость?Нет… В них моя печаль…Мой глаз болит, я тереблю повязкуДаже во сне, внутриТого, что мне может быть снится,Вдыхая запах мокрого от моих слез маминого шарфа…Солдат с фонаремПроходитМимо полузакрытого окна —На миг взглянул на движущуюся степь в ночи…Мы прислоняемся к стене,Чтобы дать ему пройти —Пусть проходит – солдата надо пропустить…И он:Для вас —Этот стул – единственный свободныйРядом с единственным окном,На котором нет защелки,Поэтому оно открывается и закрывается…Вентиляция! Скоро рассветет —Вам также дневной свет…А вагон так резко трясет! Железный коньОтцом запряженный:«Коня! Коня! Полцарства за коня!»Цокот копыт!Цок. Цок. Цок.Мы набираем скорость…Мой здоровый глаз открыт,Вокруг качающейся лампочки без абажураОреол подпрыгивающей тьмы —О, лампочка! Раскачивающийся маятник ФукоНашего атеистического церковного музеяВ Ленинграде!Это православное церковное кадило!Приторно-сладкий дым…Спасибо мама! С водой бутылка в твоей руке…Sanctus, Sanctus, Sanctus… Lacrimosa…Святой напев?Послышалось?Я его не знаю…Или забыли…Мы атеисты!Это давно было в далеком Ленинграде…«Коня! Коня!Полцарства за коня!»С водой бутылка в маминой руке…Боль оседлала!Крутятся колеса!Воспоминания роятся!Буря нестерпимой боли!Словно зигзаги молний! III
За нашими бараками детская площадка…Соседки:Маша, Наденька и ИннаПередают друг другу игрушечное сито,Сыплют через него песок…Святая детская игра!Завывающий, усиливающийся ветер!Тоже играет! Празднует начало Казахской осени!ДЕВОЧКИ ИГРАЮТ!Импровизированная кухняПод открытым небом!Ветер! Ветер! Кажется, пока не сильный!А поодальДвое парнейМеня постаршеС мячом, одного я знаю —Саша —Он забияка!Держусь подальше,Он москвич,Я из Ленинграда…Лучше играть в песочницеС девчонками? Почему нет?Они носят воду в жестяной банке,Чтобы слепить песчаные куличики.Это тебе, Владимир. Кулич из Ленинграда!Спасибо, Инна.Маша, Наденька и Инна.Инна, Наденька и Маша —Все готовят куличи,Щебечут и смеются…Отличная у них игра, и я спокоен с ними!Хотите – стихотворение,Которое я недавно выучил?Из книги«Конек-горбунок»Мне мама подарила.Окей, Владимир! Мы работаем, а ты читаешь!«…Братья сеяли пшеницуДа возили в град-столицу…»Очень хорошее стихотворение! Это Пушкин?Нет. Поэт Петр Ершов.Ау! Инна! Эй! Инночка!Слышишь?Инна домой!Остались Маша и НаденькаС куличами!Мой кулич тебе, Владимир! Вот кулич!И я уже слепила!Нет Владимир! Тебе мой кулич!Я – твоя жена!Что-о-о?Нет! Я его жена!Я в смущении…Две жены?Мне много!Я еще так мал…Недуманно-негаданноПесчаный вихрь ворвалсяС неба к детям!Над куличами!Над казахской степью!Небо сложилось в сжатый замкнутый кулак!Потемнело!Острый и колючий ветер!Черно-желтый вихрь!А-а-а! Владимир!Где ты?Мы тебя не видим!Я держусь за глаз!Так больно! Льются слезы! Что попало?Такое острое! Как гвоздь у Спасителя в ладони! IV
Мама дала мне прозвище,Называет меняРичардом!После ее ТЕАТРА… И вдобавок… но это после!Скажу потом…То есть я – Ричард!Тоже мне, Ричард!«Песочный шторм тревоги нашей…»Кем буду я еще позже для моейТворческой матери?Мы в поезде, едем в Кокчетав!Сколько мчащихся колес?Их холодное гремящее железоТрется об отполированные рельсы!Я сплю или я бодрствую —Мне снится (или это наяву?)Ритмичный или беспорядочный стук-перестук колес,Ритм моего сна! Иль чьей-то яви!Музыка колес!–– —Во времена молодости моих родителейБыл популярен разный музыкальный авангард!Время новое – стук молотов, железо барабанов!Громыхающая машинария! Открой в ЮтубеМасолова «Завод»! Завод! С воплем скрипок —Слесарей-и-токарей – станкистов…Musique concr`ete [4] …–– —Бедная мать ерзает на фанере сиденьяСо мной на коленях…Лампочка раскачивается туда-сюдаНа шнуре, тени бегаютС заваленных почтой стен на стол,Где подложив кулаки под голову, спит солдат…Здоровый глаз ищет отца…Спит…На холодном гофрированном алюминиевом полуОколо нас,Как собачий лучший друг,Просыпается, зажигает спичку,Косит взглядом на карманные часы:Десять тридцать. Далеко до утра.Время для нас остановилось, Павлик…Переворачивается на бок, шепчет:«Коня, коня, полцарства за коня…»Ричард спит… Тш-ш-ш, Павлик…4
Конкретная музыка (фр. musique concr`ete) – вид авангардной музыки XX века. Шумы и звуки, главным образом, природного происхождения.
V
Трясется по степиНаш локомотив…В перестуке колес, во сне и наяву,Сквозь боль, вижуЛошадейВстающих на дыбы в исчезнувшемЛенинградском театре…Король Ричард!Человек, именем которогоНазывает меня мать —Чудовище!Но Повелитель Англии!Почему любящая матьНазывает меня его жутким именем?Моя мать, которая однажды солнечным утромЗаметила, что мое правое плечо чутьВыше левого,И правая лопатка топорщитСправа ею новосшитую рубашку…Эй, Павлик!Смотри!Боже мой!Что делать?С чего начать? Рентген? В степи?Что делать?Она решила сшить мне рубашкуИз остатков ее плательного, шелковистого,Полосатого поплина…Была первая примерка!Поначалу меняНа алюминиевую раскладушкуПоложила на доски – моя догадливая мать!Что еще может нам помочь?Ах, мой бедняжка.Я попытаюсь растянуть твое юное тело…Дай сюда руки. Нет, расслабься.Тяни, сопротивляйся…В ее песне нет мелодии, но она поет…Ах, мой бедный сын, принц Изящного Изгиба,Кавалер ордена Кривого Позвоночника!Мой маленький принц-горбун, мой Ричард!Мама? О чем ты?Что это еще за странность в твоей голове?Вдохновленный Шекспиром,Театр маминого ума!Мечты об удачных принцах,Всех этих Генрихов, Ричардов, ГамлетовНа пролетарской сцене у канала в Петергофе! VI
Они – мои родители —Планировали посмотреть«Ромео и Джульетту»В театре на Фонтанке…В роли Ромео, как было объявлено,Должен был быть – советская кинозвездаЧеркасов!Я сказала твоему отцу:«Купи билеты, Павлик, достань билеты!»Такие мягкие обитые бархатом стулья театра!Маме не терпелось увидетьПрекрасного советского Ромео!Кинозвезду «Ленфильма» —Николай Черкасов —Свет гаснет,Поднимают занавес:Павлик! Кто это?! —Кричу я…Абсолютно непривлекательный мужчина,Полный злобы и коварстваРичард III!Представляете?Да как такое возможно?Твой отец купил не те билеты!Наш инженер-авиаконструктор!Наш сосланный герой Советского Союза.Но две вещи все-таки оказались правильными —Шекспир и звезда экрана Черкасов!Я с трудом узнала бедного Черкасова в обличье ужасного,Искривленного чудовища…И только тогда,Когда тот произнесЗнаменитый монолог:«Зима тревоги нашей позади,К нам с солнцем Йорка лето возвратилось…»Дрожа, я схватилаПавлика за рукуИ закричала:«Bravo!»И вот так ты стал моим, моимПринцем Ричардом!Мама!Но как же получилось,Что я —Ричард? Я был уже твой мушкетер!Дорогой!Наш последний поход в театр!Прощание с Ленинградом!Фонтанка… Шекспир… Черкасов!Какое чудо… то, что мы его увидели!Мама, я хочу быть… летчиком!Не авиационным инженером,Как отец, а настоящим пилотом,Чтобы летать.Я хочу летать. VII
Да! Мама любила меня странной,Творческой любовью…Ее знакомые друзья приходили в нашу кельюПить ее морковный чай…И говорили,Говорили, говорили!В воскресение у мамы был выходной,И в этот день я был уже послеМоего больничного ковчега…У мамы подругаС именем очень похожим на древнеримское —Агриппина Львовна.Удивительное имя,Никогда не слышал подобного…Мне нравилось его произносить!Агриппина!Из Ленинграда!Она не была молода,Заходила в гости,Узнать новости, которые еще не знала,Попить маминого чаю.Но Агриппина Львовна любила кофе!Для Агриппины мама заваривалаНапиток на желудях…Это и был – мамой изобретенныйКазахских степей кофе…Агриппина ЛьвовнаВыпивала пару чашекЗаваренных желудей с цикорием,Набрасывала свою шаль…Закуривала папиросу,Дымя, выходила…Возвращалась…Опять говорила про то да се…В это воскресение,Спустя несколько дней,По возращенииИз Кокчетава,После того,Как сняли мне повязку…Агриппина Львовна пристроилаСвою шаль на спинкуНашего декадентского венского стула…(Где, интересно, мама нашла его?)Агриппина Львовна наклоняется ближе к материИ шепчет что-то, держа около своей щеки ладонь…(Догадываюсь, что-то обо мне.)И обращается уже ко мне:Ах, Владимир, мой подраненныймаленький птенец,Я забыла для тебя конфеты – карамель,Купленные на Невском проспекте.Люба, а правда, чтоЕго левый глаз теперьВидит только 25 процентов?Бедняжка…Я в порядке, Агриппина Львовна!Спасибо!Да, я люблю карамель!Ах, мой мальчик! Принесла тебе «Мурзилку»!Почитай что-нибудь.Для меня вслух!Ты ведь уже знаешь буквы?Попробуй, не стесняйся…Спасибо, Агриппина Львовна!..Там много интересныхРаскрашенных историй, а буквы, которымиОни написаны, ясны и очевидны,Как караваны наших верблюдов…Я стал искать верблюдов,Чтобы складывать их в слова…Обращаюсь к ней:Агриппина Львовна!Она выпила вторую кружку желудевого кофе…И опять их тары-бары…Бог ты мой, Люба!Я была журналистом в Ленинграде…Последние годыЯ не могла писать то, что хотела.Моя последняя статьяНазывалась «Детское образование»!И в ней писала я о великомПедагоге Песталоцци! [5] Песталоцци?О! В нашем кружке будущих мамНас образовывали – говорили и о нем!Ричард был уже во мне —Да! Он в животе уже пинался!Так вот, я даже помню,Что Песталоцци проповедовал!О, память моей молодости!«Ведите ребенкаЗа руку и покажите ему великие ценностиПрироды… Научите его взбиратьсяНа гору… Спускайтесь с ним в долину…»О, Люба! Не ожидала! Вторю тебе —Это из моей статьи:«Вы можете изгнать дьяволаИз своего сада, но потом вы можете найти егоСреди рядов фасоли, которую выращиваетВаш собственный сын…»Ты знаешь, Агриппина Львовна,Мне кажется, что ПесталоцциПовлиял или даже подарил мне прозвище,Которое я дала своему сыну.О, Люба, начало 30-х годов.Такое творческое время —Великий русский авангард! О, Люба!Припоминаю! О, кстати!Помню, был такой научный слух —Ричард Третий был замечательный король —Шекспир ошибся – свалял дурака!И она ко мне:Ну, как «Мурзилка»?Люба! А потом! Все всталоС ног на голову! Все стало не так,Как раньше… И мы в Казахстане!А я хочу,Чтобы Агриппина ЛьвовнаПочитала вслух «Мурзилку»…Ее табачный дым?Почти не ощущаю…Когда отец был с нами,А не в теперешнем далеком лагере,Он не выходил курить…И сейчас! Дым коромыслом в нашей камере…Агриппина ЛьвовнаСнимает шаль со спинки стула:Люба дорогая,Мне пора…5
Иоганн Генрих Песталоцци (1746–1827) – швейцарский педагог, один из крупнейших педагогов-гуманистов конца XVIII – начала XIX века, внесший значительный вклад в развитие педагогической теории и практики. Благодаря его усилиям к 1830 г. в Швейцарии была достигнута практически 100 % грамотность населения.
в официальном магазине Литрес