Шрифт:
Глава пятая
Первый раз всегда страшно
Ил-62 взревел всеми своими четырьмя турбинами и устремился по взлетно-посадочной полосе. Пассажирские кресла затрясло так, будто он ехал не по гладкому бетону, а неровной стиральной доске. Сергей напрягся и вцепился руками в подлокотники. Хотя он был некрещеным, но всякий случай стал бормотать про себя что-то отдаленно напоминающее молитву о спасении: «Господи, помоги и спаси раба божьего твоего, Сергия».
Сергей впервые в жизни летел на самолете и, хотя он прекрасно понимал, что, согласно статистике, авиаперелеты являются самым безопасным видом транспорта, но все равно было страшно. Ил-62 считался лучшим на тот момент советским самолетом, но в кабинете было достаточно шумно от ревевших в хвосте турбореактивных двигателей. Колени Сергея упирались в спинку переднего кресла, и он заерзал, пытаясь расслабиться и найти для себя более удобное положение. Сидевший сзади ребенок перестал, наконец, орать, то ли от испуга, то ли от боли в ушах при взлете, но зато теперь беспрестанно барабанил по спине Сергея ногами. Он хотел было повернуться, чтобы сказать мамаше все, что думает о ней и ее чаде, но, будто почувствовав исходившие от него недобрые флюиды, ребенок вроде затих, по крайней мере, на какое-то время.
Сергей достал из кармана сосательную конфетку «Взлетную», которые стюардессы раздавали всем пассажирам перед началом полета. Они ходили по проходу с подносами в руках, на которых высилась гора этих леденцов. Вообще-то предполагалось, что каждый возьмет по одной, ну, максимум двум конфетам, но возможность бесплатного угощения, видимо, пробуждала в людях самые низменные чувства, и каждый пытался ухватить побольше. Сергей постеснялся, а теперь жалел, что взял только две. Действительно, пробка в ушах, появившаяся во время взлета, благодаря леденцу тут же рассосалась. Правда, шум от работающих двигателей стал еще сильнее.
Последние дни перед отлетом прошли как во сне. Надо было не только закончить сборы, но и получить на работе последние напутствия и указания, обойти всех нужных людей в Управлении кадров и Финансовом отделе, устроить «отходную» в редакции. Устал Сергей в эти дни как собака. И эта усталость несколько смягчила страх от первого полета. К тому же в последний момент выяснилось, что Ларисе все же придется задержаться на пару месяцев в Москве, чтобы сдать выпускные экзамены в институте. Сдать их досрочно, как она ни просила, не получилось. В итоге он полетел один.
Наконец, красные табло «Пристегнуть ремни» и «Не курить» погасли. Сергей, – да и не он один – тут же достал из кармана пачку сигарет, вынул из нее одну, прикурил от спички и глубоко, с огромным удовольствием, затянулся. «Вроде, пронесло. Пять минут, полет нормальный», – подумал он про себя. Будучи глубоко испорченным, далеким от точных наук гуманитарием, он считал, что самой опасной частью полета являются взлет и посадка, что, впрочем, было недалеко от истины. Дальше вроде как попроще – ну, летит он себе по прямой и летит. Главное, чтобы двигатели не подвели и крылья не отвалились.
Размышления Сергея прервал голос стюардессы, разносившей еду.
– Что желаете курицу или рыбу? – заученно спросила она. Ничего другого на борту и не предлагали, а от уже летавших товарищей Сергей знал, что и то, и другое было страшной гадостью. Из двух зол выбирают наименьшее.
– Давайте курицу, – сказал он без промедления.
Ответ девушки в униформе сразил его наповал:
– А курицы больше нет. Осталась только рыба.
– Тогда что вы предлагаете курицу? – удивился он.
– Так положено, чтобы вы знали о том, что есть выбор!
– Интересненнько получается: выбор без выбора. Одна видимость, – подумал про себя Сергей, но согласился на рыбу.
Пока взлетали, ели, прошло часа два с небольшим, и лететь оставалось еще часов семь. Самолет поднялся высоко над облаками, и в иллюминаторе было видно, как солнце село за горизонт, и стало абсолютно темно. А вскоре и в салоне погасили свет, намекая, что пора спать. Сергей еще какое-то время повертелся в своем кресле, почитал, покурил, потом сходил в туалет, чтобы почистить зубы и умыться перед сном. Умываться одной левой рукой было крайне неудобно. Пока он перетаскивал и грузил свои многочисленные ящики, рана на ладони правой руки опять открылась, бинт растянулся, испачкался и пропитался кровью. Зрелище было, прямо скажем, не для слабонервных. Он достал из сумки запасной, – благо жена положила, – попытался перебинтовать сам, но у него ничего не получилось. Пришлось идти к стюардессам за помощью. Как оказалось, они этому делу были обучены, так что у них получилось вполне профессионально, даже лучше, чем было. Естественно, они поинтересовались, каким образом Сергей сумел нанести себе такое увечье. Его рассказ о том, как он повис на гвозде аки Христос, вызвал у девушек приступ громкого хохота.
К Сергею весь остальной полет они относились с особым вниманием и сочувствием.
Поерзав в неудобном самолетном кресле, он, наконец, задремал. Ему казалось, что поспал лишь несколько минут, когда в салоне снова зажгли свет и стюардессы предложили пассажирам приготовиться к завтраку. На самом деле он проспал несколько часов. Сказалась, видимо, видимо накопившаяся за предполетные дни усталость.
До посадки в аэропорту Гандера оставалось около двух часов. Только стюардессы начали разносить завтрак, как самолет попал в то, что летчики называют зоной турбулентности. Его затрясло словно больного эпилепсией, что-то внутри страшно заскрипело и, казалось, что Ил-62 вот-вот развалиться. Сергей вцепился в ручки сиденья и на всякий случай снова пробормотал свою так называемую молитву, моля Господа о спасении. Наверное, она помогла, и самолет, в конце концов, вышел из этой неприятной полосы, а вскоре пассажирам предложили приготовиться к посадке.
Сергей наблюдал в иллюминатор, что происходит за бортом. Для человека, который первый раз летит на самолете, зрелище открывалось, безусловно, феерическое.
Ил-62 летел над облаками, а вернее бесконечным бурлящим, ежесекундно меняющимся белым морем. Солнце только встало и красиво подсвечивало это будто сложенное из миллиардов одуванчиков пушистое покрывало. Где-то внизу была невидимая пока земля, а сверху била по глазам синева неба. «Мы сейчас как бы между небом и космосом», – решил для себя Сергей.