Трус. Хотелось высказать все, что думаю о нем.

— Она тут же полетит вам под ноги, как только я выберусь из этого дома, и сделаю заявление куда надо, — прошипела, с ненавистью смотря на Сычева.

Плохой из меня получился переговорщик. Как не старалась, но настроить врача на помощь не смогла.

— Вот когда выберетесь, тогда и поговорим, — похоже, что доктор был уверен в моей неспособности освободиться. Или во всемогуществе моих похитителей.

Дернул же меня черт в прошлый прием к врачу разоткровенничаться. Кто же знал, что обычная болтовня о жизни и ее наполнении, вернее, отсутствии наполнения, сыграет со мной злую шутку.

Настроение и без того отвратительное, тут же поползло стремительно вниз.

— Вы будете главным обвиняемым по делу о похищении, насилии, нанесении вреда здоровью. Пособников судят по той же статье, что и соучастников, — об этом мне рассказывал бывший.

Он имел юридическое образование и любил им козырнуть сразу после занятий сексом. Таким образом он подчеркивал свою значимость и весомость.

— Вас били? — ужаснулся мужчина.

Его вопрос натолкнул меня на очередную мысль. Подумала, что стоит надавить на жалость. Пусть посочувствует. Вдруг это мне поможет освободиться.

— И били, и пытали, — принялась наговаривать на похитителей, одновременно делая скорбное лицо.

Надо отдать должное бандитам, кроме того, что спеленали по рукам и ногам, да кляп в рот засунули, никаких других насильственных действий с их стороны замечено не было. Вывернутую пистолетом руку можно было не брать в расчет. Она перестала болеть буквально через несколько мгновений.

— Это ужасно, — заявил Сычев, вгоняя иглу в вену.

Для более качественного оплодотворения требовались витамины и питательные вещества и ими меня осчастливливал продажный доктор.

— Больно, — возмутилась. И чуть слезу не пустила. Настолько сильно скривилась, показывая эмоции.

— Потерпите, — произнес врач, но скорость введения лекарства уменьшил. Жечь стало на порядок меньше.

— Вы же врач, вы должны мне помочь. Вы же давали клятву Гиппократа, — меня больно ранило отсутствие реакции Сычева на мои жалобы.

— Я поговорю с ними, — глубокомысленно заявил, вытаскивая иглу и прикладывая ватку к месту укола.

— О чем? — уточнила.

— Чтобы они вас не били. Это может повредить зачатию.

Похоже, что никто в этом доме не сомневался что моя беременность это почти состоявшийся факт.

— Р-р-р-р, — зарычала от бессилия.

— Потерпите немного. Все будет хорошо, — принялся успокаивать меня мужчина. Даже погладил по руке, будто это могло помочь.

— Что вы называете «хорошо»? Забеременеть от трупа? Это, по-вашему, хорошо? Вы, вообще, в своем уме? — я уже не сдерживала эмоции.

Да и как их сдержать, если последняя надежда на избавление от плена скончалась в страшных муках.

— Все женщины беременеют. Это нормальный процесс. Женский организм именно для этого и предназначен.

Чем больше врач говорил, тем сильнее я зверела.

Будь моя воля, я бы всех мужчин в доме порвала на мелкие частички, превратила в прах и развеяла по ветру.

Садисты. Вредители. Ушлепки бешеные.

— А если я не забеременею? — вдруг мстительно спросила, наблюдая за реакцией.

— Вы что? Вы что? Не может такого быть, — кажется, кое-кто испугался до чертиков. Сычев побелел, потом покраснел, затем пошел пятнами.

Со стороны выглядело забавно.

— А вот посмотрим, — хмыкнула.

Я почему-то была уверена, что ничего у похитителей не получится. Пройдет две недели и выяснится, что никакой беременности нет. И вот тогда… Вот тогда…

Что будет дальше, я старалась не думать. Побаивалась. Чтобы не сглазить.

Шли третьи сутки моего заточения. Из всех земных благ, обещанных Андреем, мне было доступно только одно — это покушать. В изобилии. Еду приносили в комнату регулярно. На серебряном подносе. Как правило, официантом выступал Гога. Один он умудрялся выдерживать мой характер и сносить мои едкие замечания. У остальных тюремщиков не выдерживали нервы. Впрочем, нервы сдавали и у меня.

Дверь тихо отворилась в тот момент, когда я лежала на кровати на животе и смотрела по телевизору Диалоги о рыбалке.

На экране здоровенный волосатый мужик тянул огромный спиннинг, изгибающийся дугой. А второй, его не менее заросший товарищ с кепкой на затылке, держал огромный сачок. Мужики ловли тунца. Большущая зубастая рыбина, чей внешний вид вызывал оторопь у нормального человека, не спешила сдаваться. Борьба шла не на жизнь, а на смерть.

— Ну давай же, давай! Подсекай! — подбадривала я рыбаков, как будто они могли услышать мои слова.