Поскольку Ной представлял собой одну лишь энергию, он читал воспоминания Блу так же легко, как слышал слова. Она почувствовала, как он проник в ее мысли и прошел насквозь.

Он прошептал:

– Я же сказал – прости.

Блу сделала глубокий вдох.

– А я сказала, что тебе не за что извиняться.

И она не покривила душой.

Ее не отталкивало, что это… оно… Ной… был странным, разложившимся, пугающим. Она знала, что это… оно… Ной… странный, разложившийся, пугающий – и всё равно его любила.

Блу обняла это существо. Ноя. Ее не смущало, что он перестал быть человеком. Она звала бы его – чем бы оно ни было – Ноем до тех пор, пока он сам хотел, чтобы его так звали. И Блу радовалась, что в ту минуту он мог прочесть ее мысли: девушка желала, чтобы он знал, что она абсолютно в этом уверена.

Ее тело стало холодным, как лед: обвив Ноя руками за шею, она позволила ему черпать из себя энергию.

– Не говори остальным, – попросил он.

Когда Блу отступила, поверх мертвенных черт вновь появилось мальчишеское лицо.

– Тебе надо уйти? – спросила Блу.

Она имела в виду «уйти навсегда», но не смогла произнести это вслух.

Он шепотом ответил:

– Пока нет.

Блу вытерла слезинку тыльной стороной ладони. Еще одну – с другой щеки – стер Ной.

На подбородке у него появилась ямочка, как бывает у человека, собирающегося заплакать, но Блу коснулась ее пальцами, и она исчезла.

Оба стремительно двигались к какому-то концу, и оба знали это.

– Хорошо, – сказала Гвенллиан. – Ненавижу лжецов и трусов.

И немедленно принялась карабкаться обратно на дерево. Блу повернулась к Ною, но он исчез. Возможно, он пропал раньше, чем Гвенллиан заговорила; как и в случае с его появлением, трудно было в точности определить момент, когда он исчезал. Мозг Блу уже переписал все секунды по соседству с исчезновением Ноя.

Отстранение от занятий казалось полузабытым сном. Что было реально? Вот это.

Кухонное окно со скрипом распахнулось, и Джими крикнула:

– Блу! Тут твои парни, и у них такой вид, как будто они ищут, где похоронить труп!

«Опять?» – подумала Блу.

Когда Блу залезла в черный «Шевроле» Ганси, то обнаружила, что Ронан, со свежевыбритым черепом, готовый к бою, уже угнездился на заднем сиденье, задрав ноги. То, что он сидел сзади, а не на своем обычном «троне» впереди, намекало, что у парней какие-то проблемы. Вместо Ронана на пассажирском месте рядом с Ганси сидел Адам, в белой футболке и чистом рабочем комбинезоне, спущенном до пояса. Ганси – в школьной форме и с наэлектризованным выражением лица, которое испугало Блу, – был за рулем. Его широко раскрытые глаза блестели, словно по ту сторону радужки горела спичка. Блу уже видела Ганси таким оживленным, но только когда они были вдвоем.

– Привет, Джейн, – сказал он, и его голос был бодрым и насыщенным, как и взгляд.

Трудно было не увлечься этим Ганси; в своем напряжении он одновременно источал силу и вызывал беспокойство.

«Не глазей»… слишком поздно. Адам застукал ее. Блу отвела глаза и деловито принялась подтягивать высокие сапоги.

– Привет.

Ганси спросил:

– Ты можешь съездить с нами? Или у тебя дела? Уроки?

– Никаких уроков, меня временно вышибли.

– Да ладно, – сказал Ронан с явным восхищением. – Сарджент, ну ты оторва.

Блу неохотно стукнулась с ним кулаками. Ганси многозначительно наблюдал за ней в зеркальце заднего вида.

Адам развернулся в другую сторону – направо, а не налево, так что теперь ему приходилось смотреть на Блу, выглядывая из-за кресла. Это выглядело так, как будто он прятался, но Блу знала: Адам просто хотел повернуться к ним здоровым ухом, а не глухим.

– А за что?

– Выхватила у одного парня рюкзак и высыпала всё содержимое ему же на капот. Честно, я не хочу об этом говорить.

– А я хочу, – заметил Ронан.

– А я нет! Я этим вовсе не горжусь.

Ронан похлопал ее по коленке.

– Я буду гордиться вместо тебя.

Блу устремила на него испепеляющий взгляд, но впервые за весь день почувствовала, что ей удалось обрести опору. Не то чтобы обитательницы дома номер 300 на Фокс-Вэй не были ее семьей – к ним уходили ее корни, и ничто не могло этого преуменьшить. Но в этой другой семье, собравшейся в машине, ощущалось нечто новое и могучее. Они все росли и привыкали друг к другу, как деревья, которые вместе тянутся к солнцу.