— Нелли. — Губы мужчины дрогнули в теплой улыбке. Он посмотрел на девочку с позабытой нежностью и протянул ей руку. — Рад знакомству, Нелли.

Миловидное личико озарила улыбка, но малышка не успела коснуться пальчиками мужской ладони. Неожиданный испуг смахнул с ее лица радость, и она, чем-то встревоженная, стремительно спрятавшись за крылом демона, прижалась к его ноге.

— Что такое? — спросил Кай, осторожно сжав плечо девочки.

Ответа ждать не пришлось — он почувствовал постороннюю энергию, волной пробежавшую по жилам. Разъяренной фурией в каморку влетела Элуна, остановилась напротив короля и, вскинув голову, посмотрела на него раздраженно и сердито. И даже напряженный взгляд глубоких синих глаз не остудил ее пыл.

— Человека… — выдохнула она, задыхаясь от собственной злости и негодования. — Как ты мог привести к нам человека?

— Она полукровка, — спокойно произнес Кай. — И она останется здесь, пока я не решу, что делать с ней дальше.

— Какая разница — полукровка или нет! — вскрикнула девушка, сжав изящные пальцы в кулаки.

Мужчина почувствовал, как малышка вздрогнула от внезапного крика и прижалась лобиком к штанине, пряча глаза. Медленно погладив ее по волосам, он процедил сквозь плотно сжатые зубы:

— Успокойся.

— У нас уже был один полукровка, — резким, нервным движением смахнув с лица белесую прядь, продолжила Элуна. — От них одни неприятности! Не меньше чем от людей! Грязная кровь… Кай, что ты вообще творишь?!

— Замолкни! — гаркнул демон грубым голосом. Одной рукой поближе прижал к себе Нелли, успокаивающе погладил ее по плечу и заметил, как резко изменилось выражение лица девушки. Раздражение и налет агрессивности исчезли, уступив место смятению и страху. — Ты забываешься, Элуна, — холодно отрезал Кай. — Из-за своей надменности и губительной гордыни ты принесла мне гораздо больше хлопот, чем полукровки. Знай свое место.

Слова прозвучали явственно и жестко. Элуна напряглась под грозным взглядом короля, позабыв о своей недавней злости, и рвано выдохнула, как после удара морозного ветра по распаленным щекам. Кайлан заметил слезы в уголках ее миндалевидных глаз. Она сдерживала рвущиеся наружу обиду, разочарование и грусть, но Кай не знал, сколько усилий ей стоило не расплакаться перед ним.

— Оно всегда было рядом с вами, ваше величество, — полушепотом произнесла Элуна. Голос и губы ее дрожали, голова мелко подергивалась, отчего фразы получались негладкими, глухими и сухими, как раскаленный воздух в пустыне. — Мое место определили еще до моего рождения. У меня не было выбора. Не было такой непозволительной роскоши…

— Элуна, — тихо перебил ее Кай.

— Прошу прощения, ваше величество. Доброй ночи.

Девушка низко поклонилась и, не поднимая головы, быстро скрылась за поворотом.

По телу Кая растекся жар, обжег лицо, порождая глубоко внутри неприятное чувство беспомощности. Обычно он не позволял себе грубить Элуне, несмотря на ее недостойное поведение и хлесткие, полные желчи слова. Порой она вела себя вызывающе, не понимая, что своими действиями порочит род Луноликих и, главное, саму себя. Но она, равно как и остальные демоны, была частью его семьи, частичкой некогда великого народа и другом детства, которого он обещал защищать ценой своей жизни. Давая это обещание, Кай не предполагал, что Элуну придется защищать от вспыхнувшей в юности привязанности и глубоких чувств, которые испытала только она.

Мягкое касание вывело Кая из ступора, и он посмотрел на девочку, крепко сжавшую его пальцы. В ее удивительно ярких глазах читались усталость и боль, выражение лица было очень грустным и задумчивым, но, тем не менее, на губах играла подбадривающая улыбка.

Кай легонько погладил малышку по шелковистым светлым волосам и, улыбнувшись, шепнул:

— Спасибо.

Запах рисового вина смешался с запахом затхлой муки и жареной рыбы и, переплетясь с тяжелым смрадом, исходившим от веселых посетителей, напомнил мне, как беззаботно я порой проводила время в людских харчевнях. Гул разнообразных мужских голосов, заливистый смех куртизанок и задорная мелодия лютни, льющаяся широким потоком, сотрясали спертый воздух. Но сквозь весь этот шум я отчетливо слышала тихое бормотание сварливого старичка, разливающего по кружкам эль. Старому хозяину таверны наскучили постоянные визиты беспечных деревенских жителей, засиживающихся до утра, грубящих подавальщицам и влезающих в драку, и все же, несмотря на их грубость и неотесанность, он не решался выпроводить их. Похоже, не только потому, что ему это было не по силам; его, как и многих людей, манил презренный звон монет.

Меня же, напротив, гам, раздающийся в стенах маленькой таверны, не раздражал. До того как влиться в самую гущу ночной деревенской жизни, я беспокойно ворочалась на жесткой узкой кровати, пытаясь спастись от дурноты, но сон ко мне не шел. И, оставив ушастого зверька, свернувшегося калачиком в уголке койки, дремать в одиночестве, спустилась на первый этаж. Царящий здесь шум не давал мне сосредоточиться на мучающих меня последние дни мыслях, и, потягивая из деревянной кружки рисовое вино, отдающее сладкими пряностями, я сверлила взглядом кусок потрепанной ткани, едва закрывающей вид на кухню. Она трепыхалась каждый раз, когда две миловидные близняшки-подавальщицы забегали на кухню и, забрав подносы, выскакивали обратно — столь быстро, что я с трудом могла за ними уследить.

От скучного наблюдения за проносящимися мимо близняшками меня отвлек Калеб. Бывший рыцарь, не раз бывавший в подобных заведениях и привыкший ко всем ужасам, таящимся здесь и пугающим столичных дам, вальяжно уселся сбоку от меня на высокий табурет. Легонько постучал костяшками пальцев по поверхности перегородки, привлекая внимание старичка, и громко выдал:

— Подай хереса^1, хозяин!

Наконец посмотрев на меня, Калеб улыбнулся — как-то чересчур самодовольно — и пожал плечами в ответ на мой недовольный взгляд.