Например, о проблеме негров.

Как это ей пришло в голову заговорить о них, она даже и не помнила. Кто-то, возможно Тутти, что-то сказал по поводу незаконной эмиграции, кто-то, может быть Лючия или Джованна, заговорил о появляющихся новых рабынях, домработницах или цветных проститутках, которых всячески эксплуатируют коварные белые хозяева, и она тут же вовлеклась в эти разговоры, готовая к бою с наполненным бокалом.

— То есть не то чтобы я была против них, но все это вызывает слезы…

— Против них — кого? — Голос Лючии прозвучал на несколько порядков явно холоднее. Ей бы, Марии-Луизе Скарелла, защитнице проигранных и непопулярных судебных дел, мгновенно прикрыть свой несносный рот. Но нет.

— Они — это негры, цветные или как ты их называешь. Возможно, это прозвучит парадоксально, но вы когда-либо задумывались о том, что негры должны были бы быть благодарны рабству, вы думали когда-нибудь об этом, а? — И она опрокинула бокал великолепнейшего вина.

Ужас, растерянные взгляды, кто-то, наверное Аманда, попытался изменить тему разговора:

— «Amistad» — замечательный. Правда? Вы его видели?

Мария-Луиза невозмутимо ответила, что она нет, не видела, и продолжила:

— Если бы не было того периода работорговли, то сегодня все негры так бы и жили в Африке и сражались с обезьянами из-за кокосовых орехов. Это явно парадокс, но кто мне скажет, что это не так. Посмотрите, как дерутся между собой те, кто там остались. Да они до сих пор танцевали бы вокруг костров, прикрываясь вместо одежды листьями, подумайте только, а так они теперь живут в Америке!

Мария-Луиза все отчетливо осознавала, с ужасом отмечая про себя, что происходило, но ее язык явно жил своей жизнью и следовал своей особой логике. Сидящая от нее справа Джованна или Лючия, скорее Лючия, прошептала очень слышно:

— И эта одна из наших воспитательниц? Одна из тех, кому мы доверяем наших детей?

Аманда не осталась у нее в долгу:

— Помолчи, поскольку у тебя нет детей, к тому же не видишь, что она отъехала?

Тутти, сидящая напротив, была в шоке и смотрела на Марию-Луизу в упор так, как смотрят на тех, кто вначале кажется нормальным, а потом вдруг не в меру неожиданно пьянеет тут же, на глазах у всех.

— Как много всяких историй про негров-инвалидов, а потом вдруг появляется кто-нибудь не такой, как все, и мы первые начинаем обижать его. Именно здесь, помните, в этом доме… Вы ведь не могли все об этом забыть, так же, как и Дэда. — Последнее слово Мария-Луиза произнесла, всхлипывая. У нее начала кружиться голова, все вокруг поплыло и закружилось: свет, бокалы, скатерть, лица, глаза.

Глаза. Глаза Аманды смотрели на нее внимательно, напряженно, почти сочувственно, глаза той, которая о чем-то задумалась, но, может, я, Мария-Луиза, поняла, о чем она хотела сказать.

Это были глаза, наполненные отвращением, веселящиеся, саркастические, изумленные.

— Извините, извините, я чувствую, что мне сейчас станет плохо, о боже, меня сейчас вырвет, извините.

И пока Мария-Луиза резко встает из-за стола, переворачивая стул, она видит на дне глаз одной из своих подруг что-то, что та пытается всеми силами скрыть, что-то, что никто не должен был бы видеть. У Марии-Луизы мурашки побежали по телу, но ей нужно срочно убежать, ее вот-вот вырвет. Чуть позже она забудет этот неуловимый прячущийся взгляд, который она рассмотрела в черную дыру ада.

После того как Мария-Луиза убежала, все вышли из-за стола как по команде, как будто бы ни у кого не было желания ни с кем общаться, но потом они опять собрались, делая вид, что им приятно находиться вместе.

Джованна последовала примеру Лючии, и, будто сговорившись, они начали убирать посуду со стола, складывать в мойку и мыть.

Лючия мыла посуду, Джованна ее вытирала. Делали они это молча, общаться не хотелось. Джованна устала говорить, ей просто была необходима компания.

Они быстро справились с мытьем посуды, поставили все на свои места, накрыли стол для предстоящего завтрака, правда, на одну персону меньше.

— Странная штука приключилась с Дэдой, не так ли? Уехать вот так, не оставив даже записки. — Лючия села, закурила сигарету, лицо ее было спокойно.

— Я плохо знаю ее привычки, возможно, для нее это нормально, в порядке вещей, так и должно быть…

— Нет, что ты, она такая формалистка. Не обижайся, я подобное могла бы ожидать от тебя, но от нее? Я просто не верю этому. Меня это беспокоит, не знаю почему, я чувствую себя не в своей тарелке.