Автографы для любимых
вернуться

Никифоров Сергей
Шрифт:

«52»

Между бытом сытым – как сквозь туч просвет, среди слов избитых, жил во мне поэт… День деньской от скуки зеленел причал, но из моря звуки я в стихи вставлял. Тот прибой соленый губы мне ожег. Те стихи влюбленный я тебе сберег… Будет эта радость – как сквозь туч просвет — вспомни, как – то в старость – жил во мне поэт… Молодой не старенький – надарил янтаринки…..

«53»

А письма твои – как фонари, мое освещают жилище… И ты мне в казарме – до самой зари снишься, любимая, снишься!

«54»

И отзовешься тихо, взглядом… Среди толпы, среди зыби… Впервые в жизни, стоя рядом — у этой сказочной любви. И не сказать и слова даже. Слова придут уже потом, когда как отблеск счастье ляжет на лица радостным огнем…

«55»

Закат весь выгорел в ночи. Ты говорила: «Не молчи! Душа озябнет насовсем и не согреешь ты ничем!» И я о чем – то говорил. И сам все стыл, и сам все стыл… Согрел тебя своим теплом, а сам замерз… И – поделом!

«56»

Танго «Серебряная гитара»

Алле.

«Поэзия приятна нам тем, что заставляет нас тоже быть немножко поэтами и тем разнообразить наше существование.»

Иннокентий Анненский.
Как танцевали мы с тобой! По лезвию ножа ходили… Тела так долго меж собой — о чем – то тайном говорили. Смеялись губы твои зло… Глаза метали так угрозы, но тело звало, как назло, сооблазняя, смелой позой… Всего хватало нам с тобой — веселья, молодости, пыла. И кровь цыганки молодой — в тебе кипела и бурлила… Шел за спиною разговор: «А этот – в танце только смелый!» Твоим подарком до сих пор — остался танец лучший, белый… Берег тебя весь белый свет. Я снился матери в побоях… И стер так много я штиблет, чтоб было хорошо обоим… Вчера мы встретились в пути… И каждый со своею ношею… За позднее признание – прости! Благодарю тебя – за все хорошее!

«57»

Гитара

А.

«Жизнь – это дар немногих многим, тех кто знает и умеет тем, кто не знает и не умеет…»

Амадео Модильяни.

«Наследственность, окружение, случайность – вот три вещи, управляющие нашей судьбой»

Акутагава Рюноскэ.

«У человека в жизни есть три несчастья: богатство, власть и красота.»

(тибетская истина)
Оборвалась одна вдруг струна… Ты совсем мне еще не жена, но как просто, легко рукой охлаждаешь мой лоб крутой… Оборвалась вторая струна… Не душа – будто рана одна. Нету дел до других нам судеб… Берегу твое имя как хлеб. Но забили тревогу басы, пролетели мгновенья, часы… Мимо я прохожу с другой — эх, гитара, – цыганка – спой! Развеселый пошел перебор… И не смотрит, не смотрит – в упор! Протрубили в пути поезда… Не слезинки в лице… Так горда!.

«58»

Старая фотография

«Наш инструмент – это язык, а наш материал – сама жизнь!»

Хосе Иеффо.
На той фотографии старой в тельняшке я, – малый, бравый. Смеюсь на борту парохода — начало двадцатого года… Мы только с тобой попрощались и за руки лишь подержались. Я юнга, веселый, безусый плыву от тебя своим курсом. Ты машешь мне шляпкой – таблеткой. Вчера ты лишь стала студенткой. И вот отплываешь вроде, на этом, большом пароходе. Увозим с собой мы мечту, что встретимся в этом порту. И верим, что вновь пароходы, Вернутся сюда через годы… ………………………………………………….. В какой – то отыщится книжке потом, это фото мальчишки, кому ты глядела вдогонку, тому, что влюбился в девчонку… Вздохните, конечно, вздохните и старое фото порвите! Закройте свой толстый роман — ваш юнга, давно – капитан… Простите, что так случилось и встречи не получилось….. Промчались так быстрые годы, а в порт не пришли пароходы…

«59»

Разлюбил я твои ресницы, разлюбил я твои глаза… Мне пожалуй уже не приснится вдалеке твоих глаз бирюза. Мир звенит от осеннего гула. Стало очень просторно лесам… Не с того ли меня потянуло ближе, к ветреным небесам. Не с того ли природой я болен, не с того ль полюбил я глядеть, как становится вечером поле так похожим на красную медь. Что – то дорого мне в этой меди, что душе навевает покой. Не с того ль, что весной я отбредил, не с того ль, что отбредил тобой?