Однажды к нему в дверь постучали – звонка у него тут пока не было. Серега не открывал, и тогда дверь начали ломать. Пришлось подниматься. На пороге стояли Славик и Вадим с выпученными от потрясения глазами.

– Мы думали, ты тут умер, – сказал Славик.

Серега молча вернулся в постель. Что было дальше, он помнил смутно. Славик выставил Вадима, потом говорил что-то, открывал дверь пустого холодильника, разглядывал вещи, валяющиеся на полу вместе с обертками из-под фирменных шоколадных батончиков, – Серега дарил их клиентам в качестве сувенира от компании, а остатки унес домой накануне нового года. Видя, что тот не реагирует на слова, Славик стал кому-то звонить, рыться в интернете и снова звонить. Серега безучастно взирал, как в его квартиру заходят люди в белых халатах, меряют ему давление, заглядывают в глаза, задают тупые вопросы, а потом укладывают на каталку и куда-то везут.

Славик организовал ему лечение в частной клинике, где в него все время вливали витамины с физраствором, кололи уколы и совали таблетки в рот, а потом проверяли, не выплюнул ли он их обратно. Через неделю в голове у Сереги немного прояснилось. Ровно настолько, чтобы понять из слов врача, что у него тяжелая клиническая депрессия.

– У меня с двадцати лет диагноз «дистимия», – сказал Серега, равнодушно рассматривая молодого доктора лет тридцати в огромных плюсовых очках, которые делали его похожим на хамелеона.

– Вы проходили лечение раньше?

– Только когда белый билет получал.

– То есть, вообще ничего не принимали? И не бывали у врачей? – уточнил доктор. Серега кивнул и с того дня стал посещать его консультации. Доктор Илья Липкинд был сыном известного в Самаре хирурга, но из-за слабого зрения не смог пойти по стопам отца и стал мозгоправом. Он был типичной ботанской внешности и спокойный, как удав, но при этом его вопросы и заключения давали понять, что он прекрасно понимает, о чем Серега пытается сказать. Липкинд назначил антидепрессанты и проводил сеансы психотерапии, которые продолжились и после того, как Серега вышел на работу в начале февраля. Тот смог вернуться в строй и в общем был почти в норме, если бы не побочные действия препаратов. Он часто ощущал себя биороботом, выполняющим команды мозга, а не живым человеком. У него напрочь отшибло всю чувственную сферу, и в мае он поймал себе на мысли, что, начиная с января, даже ни разу не дрочил.

– Потерпи еще пару месяцев, – спокойно сказал Липкинд на его вопрос о том, когда он уже сможет с кем-нибудь потрахаться. – Нам надо добиться стойкой ремиссии, к тому же, мы еще не разобрались с твоими травмами, которые в процессе терапии могут обостриться.

– А может, бог с ними, с травмами? – вяло спросил Серега. – Оттого, что мы с вами о них разговариваем, у меня не появятся новые родители и я не перестану быть геем.

– А я тебя от этого и не лечу. Я сам гей, – как-то буднично ответил Липкинд, словно признаваться в таком пациенту было самым обычным делом. Серега посмотрел на него во все глаза, и следующие несколько сеансов они обсуждали Серегин половой опыт и, конечно, отношения с Ильей. Серега понял, что влюбился в Илью еще и потому, что тот был алкашом, как папаша, и склонным к авантюрам, исчезновениям и эффектным появлениям, как мать. И что весь его половой опыт был в той или иной степени попыткой отыскать родительскую любовь, которой ему так не хватало в детстве.

– Это не делает тебя каким-то особенным. Большинство людей занимается тем же самым, – резюмировал Липкинд.

– И моя депрессия не из-за этого?

– Я не вижу смысла искать причины психических расстройств. Потому что этот поиск часто уводит от практических решений в область эзотерики и прочих спекуляций. Я видел немало пациентов, которым мог помочь обычный прием препаратов, а они, решив, что их невроз возник на фоне травмы или наследственности, ударялись в духовные практики, занимались холотропным дыханием, расстановками и прочей ерундой. А потом возвращались, спустя пару лет, в неадекватном состоянии с ворохом новых травмирующих переживаний.

Но Серега не переставал думать об этом, и его тоска по любви тоже никуда не делась. И хоть его тело совсем не хотело трахаться, он все равно иногда сидел на гейских форумах, читал истории отношений между парнями и просто общался в комментариях. Отсутствие личной жизни высвободило много времени, и он начал писать статьи для корпоративного блога компании, а потом и вовсе стал экспертом в ряде отраслевых изданий по ресторанному делу. Он часто выезжал на бизнес-тусовки и выступал в качестве спикера, рассказывая о своем опыте в продажах кофе, работе с персоналом и клиентами и развитии бизнеса в регионах. Серега и раньше, бывало, выступал, но сейчас стал относиться к этому не только как к рекламе компании, но и как к своему личному и профессиональному призванию. Умение складывать слова в предложения и держать себя на публике – то, чему учил его Комаров, пригодилось в презираемой тем области «торговли пирожками».

Летом Серега продал квартиру на Безымянке, окончательно расставшись с осязаемым наследием своей семьи. Он доделал ремонт и купил мебель, но все равно пространство казалось довольно пустым, впрочем, Серегу это не напрягало. Ему нравилось ходить из комнаты в комнату, когда он думал над новой статьей или репетировал выступление. В окна он старался не глядеть. Ольга выбрала ему квартиру с панорамным видом на Волгу. Но, во-первых, он боялся высоты, а двадцать второй этаж новостройки – это, считай, космос по сравнению со вторым этажом хрущевки. А во-вторых, вид волжских просторов до сих пор ассоциировались у него исключительно с Кузей.

В конце лета Серега перешел на другие антидепрессанты и стал замечать, что его член все-таки иногда поднимается при виде красивых парней или сцен сексуального характера по телевизору. Его это так воодушевило, что он переспал с кальянщиком Ахметом из соседнего кафе. Тот был выходцем из Египта, и, судя по его рассказам, скрывался в России от родственников, желавших женить его на кузине и приставить к семейному бизнесу по торговле носками. Ахмет был приятный высокий мужик лет тридцати пяти, с типичной для араба внешностью: большие миндалевидные глаза и чувственный рот, всегда чем-то занятый – либо сигаретой, либо жвачкой. Он часто выходил курить на улицу, и они были знакомы еще с тех времен, когда Серега сам курил. У Ахмета был забавный акцент и совершенное непонимание того, когда можно употреблять матные слова, а когда это неуместно. Серега давно замечал на себе его взгляды, тот часто пытался его приобнять, показывая в телефоне забавные видео, которые веерно рассылал всем своим друзьям через Вайбер. Но Ольга болела, когда они познакомились, и Сереге было не до него.