– Но как же… Мы же учимся вместе!..

– Меня это мало волнует. Ты же у нас изобретательная. Можешь сколько угодно мямлить мне тут про «нет денег», я же вижу, что тебе просто захотелось халявы. С Ксюшей я разберусь. Кому ей помогать, как и за чей счет. Но ты чтобы рядом с ней не появлялась. Поссорься, придумай что-нибудь. Но вот такие нахлебницы не должны околачиваться около Ксюши. Это понятно?

Щеки горят так, словно Руслан Сергеевич со всей силы отхлестал меня по лицу. Я знаю, что заслужила каждое слово, но от этого не становится легче. Мне больно, стыдно и обидно слушать то, что он говорит. Нахлебница… Я ведь не поэтому дружила с его дочерью! Я не знаю, как мне теперь каждый день приходить на пары и не общаться с ней… Ведь кроме нее у меня больше нет подруг! И наверняка отец наговорит ей про меня гадостей, убедит, что я все это время просто ловила халяву рядом с богатенькой девочкой. Боже, ну зачем же я согласилась… Потеряла подругу, возможно, парня, и остатки достоинства. Что ж, так мне и надо.

– Да, Руслан Сергеевич, – отрешенно отвечаю я.

Сейчас лучше не давать волю эмоциям, стоит только выпустить их – и потом я еще долго не смогу собрать себя по кусочкам. Хватит того, что Ксюшин отец считает меня меркантильной беспринципной сволочью. Еще и слезы? Нет, этого допустить нельзя. Поверит он вряд ли, и уж точно не станет мне сочувствовать. А вот решить, что я пытаюсь его разжалобить, вполне способен.

– Ну? – он усаживается в кресло, закидывает ногу на ногу.

– Что? – растерянно моргаю я, стараясь соблюдать внешнее спокойствие, хотя внутри все рушится по кирпичику.

– Приступай.

– Вы… Вы что, будете смотреть?

– А что мне остается? Доверие к тебе, дорогая моя, никакого, сама понимаешь.

– Считаете, я не умею убираться?

– Убираться! – он фыркает. – Это еще в лучшем случае. Может, Ксюша еще дала тебе код от моего сейфа или намекнула, где я храню коллекционные часы.

– Я не воровка! – я сжимаю руку так, что ногти больно впиваются в ладонь. Нет! Я не заплачу! Только не сейчас, только не перед ним!

– По-твоему, настоящие воры говорят что-то другое? – он откровенно насмехается надо мной. Кажется, ему доставляет удовольствие унижать меня. – Вперед, девочка. Белье само себя не постирает.

Стискиваю зубы так, что эмаль скрипит. Ничего. Мне полезно. Каждая долбанная секунда этого вечера станет для меня хорошим уроком. Вывод первый: никогда больше не слушать идеи Ксюши. Вывод второй: никогда больше не приближаться к этому человеку и к его дому. Вывод третий: учеба, учеба – и еще раз учеба. Мальчики – это не мое. Видит Бог, я пыталась. Кому-то секс в радость, а кому-то приносит только неприятности. Грудь до сих пор болит от Сашкиных пальцев. Удовольствия было ноль, только дикое желание стереть с себя его слюни. Еще и синяки наверняка останутся. Про то, что он пытался сотворить у меня между ног, лучше и не вспоминать. Я чувствовала себя неуклюжей, грязной, какой-то… Не такой. Один только его палец причинил боль, мне хотелось вытолкнуть его из себя, сдвинуть коленки и уползти под кровать. Что бы было от члена? Думать боюсь. И как все эти женщины в порнухе впихивают в себя огромные резиновые пенисы? По-моему, такая боль сопоставима только с родами. Может, я вообще лесби? А что? Девушка бы никогда так не драконила бы мне клитор, словно это болячка, которую надо сковырнуть.

Встряхнув головой, чтобы избавиться от воспоминаний, я хватаюсь за покрывало. Двухметровая кровать только со стороны кажется крутой штуковиной. Нет, может, как траходром она, конечно, ничего, но вот застилать ее… Гигантское скользкое покрывало весит, как полноценный детеныш кита. И точно так же норовит вырваться из рук. Чтобы его сложить, нужны как минимум трое. Изо всех сил задираю руки, пытаюсь соединить противоположные концы, низ падает на пол. Наклоняюсь, чтобы поднять – расползаются верхние… Чтоб тебя! Еще и этот гортанный смешок бьет в спину, как брошенный камень.

Жмурюсь, считаю до десяти и приступаю снова. Я сложу тебя, сволочь!.. Корячусь, как дура, до пота, но аккуратно свернуть удается только на третий раз. Убираю прилипшие пряди со лба. Всего-то одеяло, простынь и наволочки… Отлично! У него еще и простынь на резинке!

Медленно выдыхаю, ползу по матрасу на четвереньках, чтобы отцепить дальние углы.

– Если ты собираешься меня соблазнить, то зря стараешься, – доносится с кресла. – Ты не в моем вкусе.

О, в этом я не сомневалась! Я ни в чьем вкусе! Ксюша рассказывала, каких пассий то и дело заводит ее отец. Если ты не нимфоманка с грудью, которая мешает держать равновесие, то можешь даже не мечтать о волшебном пенисе и щедром кошельке Руслана Сергеевича Абрамцева. Что ж, вот тебе новость, мистер Мечта-любой-телочки, меня секс не интересует! Ни с тобой, ни с кем-либо еще!

Разумеется, вслух я этого произнести не осмелилась бы, но бессильная злость подкатывает к горлу. Я знаю, что в моих проблемах не виноват никто, кроме меня, но можно же, мать твою, хотя бы не издеваться!

Дергаю на себя, чтобы содрать треклятое белье, глаза щиплет от слез, я уже почти ничего не вижу, зато прекрасно слышу треск расползающейся ткани.

– Может, тебе принести керосин и спички? – голос Руслана Сергеевича так и сочится сарказмом. – Если ты решила порушить мне всю квартиру, то голыми руками это будет трудновато сделать.

Это была последняя капля самообладания – и первая капля слез. Сдерживаться больше нет сил. Рыдания сдавливают грудь, сжимают горло, пока, наконец, не вырываются наружу. Реву, как маленькая девчонка. Все, что копилось внутри до этого момента, все неприятности, страхи, проблемы и обиды словно ждали своего часа, чтобы вылиться из меня соленым водопадом. И куда? На матрас этого человека.

Но мне уже все равно. Плевать, что он там подумает. Утыкаюсь носом в жестковатую белую ткань, вдыхаю едва ощутимый запах то ли парфюма, то ли кондиционера, и рыдаю так, будто завтра для меня уже не наступит.