Хонор при этот замечании едва заметно поморщилась. Никто из обитателей «Геенны» не предварял ранг Кэслета словом «гражданин». Рядом с офицером Народного Флота военнопленные чувствовали себя неуютно, хотя относились к нему и не с той степенью враждебности, какой опасалась Хонор. Скорее всего, это объяснялось наличием среди заключенных большого числа бывших Законодателей: военнопленные постепенно привыкли жить сами и давать жить другим. Харрингтон подозревала, что широко распространенный термин «черноногие» появился как раз для того, чтобы отличить настоящих врагов, сотрудников БГБ, от носивших иные мундиры противников, личного состава Народного Флота и морской пехоты. Конечно, узники «Геенны» не бросались Кэслету на шею, однако, узнав от людей Хонор, как он оказался на планете, к нему относились хоть и с настороженностью, но учтиво. Ну а для того, чтобы определить его на постой в хижину, которую делили Бенсон и Десуи, имелись особые резоны.

– Выходит, они решили объединиться против меня, мэм? – с ухмылкой спросил Тремэйн, не подозревавший о размышлениях своего шкипера. – Ну что ж, они ошибаются. Бьюсь об заклад, мне известно, что они надумали и от мата в шесть ходов им не уйти!

– Постарайся не слишком задевать их чувства, Скотти, – посоветовала Хонор. – Насколько я знаю, лейтенант Десуи – мастер рукопашного боя.

Последнее обстоятельство было главной из причин, по которым Кэслета поселили с ним.

– Ха! Если кто-то так заботится о своих чувствах, ему не следовало обходиться со мной так в первых двух играх, – с озорным блеском в глазах заявил Тремэйн и, козырнув начальству, исчез в ночи.

– Веселый малый, – гулко пробасил Рамирес. Сидевший на гладко оструганном столе Нимиц мяукнул в знак согласия. Бенсон, потянувшись, почесала его между ушами, и кот с довольным урчанием прильнул к ее руке.

– Он такой, – подтвердила Хонор, глядя, как Бенсон ласкает Нимица.

За прошедшее время кот очаровал всех обитателей лагеря, сделавшись всеобщим любимцем, – что позволило ему и Хонор незаметно протестировать эмоциональное состояние пленных. Оказалось, что кое-кого долгие годы заключения подвели к опасной грани психической нестабильности. Хонор обсудила этот тревожный факт с Рамиресом и Бенсон. Однако подлинное беспокойство внушало состояние лишь одного из шестисот двенадцати обитателей лагеря.

Узнав, что хевы и вправду подсадили в «Геенну» осведомителя, Хонор удивилась, но еще больше были ошеломлены сами заключенные. В лагере этот человек занимался обработкой местного эквивалента льна и выделкой тканей, из которых Десуи шил одежду. Его деятельность являлась важным элементом ориентированного на выживание натурального хозяйства лагеря, он пользовался уважением, и многие заключенные считали его личным другом. Того, что «друг» оказался обманувшим их доверие агентом БГБ, было достаточно, чтобы ввергнуть недавних товарищей в безумную ярость.

Правда, он был не «агентом», а всего лишь осведомителем. Разница представлялась довольно тонкой, едва уловимой, однако Хонор удержала Рамиреса от намерения казнить «крота» после того, как у него под матрасом нашли коротковолновой передатчик. Если бы прибор не удалось найти до прилета очередного шаттла с продовольствием, последствия одного-единственного сеанса связи были бы гибельны, это понимали все. Однако к бедняге, согласившемуся на сотрудничество с БГБ ради спасения от смерти своей возлюбленной, отнеслись с жалостью. Убивать его не стали, ограничились тем, что отобрали передатчик и поручили надежным людям держать его под надзором. Хонор радовалась тому, что дело обошлось без крови. Со многими обитателями лагеря этот человек сошелся довольно близко, а убийство всегда представляет собой крайнюю и нежелательную меру.

– … на станции «Василиск»?

Осознав, что МакКеон о чем-то спросил, Хонор встрепенулась.

– Прости, я задумалась. О чем речь?

– Я просто вспомнил, каким был Скотти на «Василиске», – сказал МакКеон и добавил для Бенсон и Рамиреса: – Он был хорош, но боже! Какой он был зеленый мальчишка!

– А еще он ко времени перевода разбогател на пару сотен тысяч, – подхватила Хонор со своей полу улыбочкой.

– У него был удивительный нюх на контрабанду, – пояснил МакКеон, – что обеспечило ему исключительную популярность среди товарищей, когда Адмиралтейство начало выдавать призовые деньги.

– Могу себе представить! – рассмеялась Бенсон.

– Он хоть и веселый, но очень уравновешенный, – добавила Хонор, и улыбка ее исчезла: ей вспомнилось, как этот «очень уравновешенный» молодой человек спас ее карьеру.

Бенсон, почувствовав что-то невысказанное, внимательно посмотрела на Хонор, однако спросить предпочла о другом:

– Он докладывал о неполадках. Как они могут сказаться на наших планах?

– Если с ответчиком хотя бы одного шаттла все будет в порядке, то никак не скажутся, – ответила Хонор, потянувшись к Нимицу. Кот, прихрамывая, направился к ней, и она, усадив его на колени, прижала к груди.

– А если и второй тоже забарахлит? – спокойно спросил МакКеон.

– Будем думать, – ответила Хонор. Голос ее звучал спокойно, но подвижная половина лица отразила угрюмое настроение. – Может быть, откажемся от «Красной Шапочки» и разработаем другой план.

Возражений не последовало, но услышанное никого не обрадовало. Все знали, что операция, получившая условное название «Красная Шапочка», сулила им наибольшие шансы на успех. Да что там – положа руку на сердце, она представляла собой их единственный реальный шанс добиться успеха. Попытка осуществить любой из альтернативных планов скорее всего закончилась бы не освобождением, а гибелью, просто об этом предпочитали не говорить. В конце концов, лучше было погибнуть, чем навсегда остаться в Аду.