– Ты, Крис, – пересилив панический ступор, она подползает к мужчинам на коленях, стараясь не смотреть на бардовые брызги, но чувствует каждую каплю кожей, ощущает металлический привкус, вдыхает солоноватый запах. Не отрывая взгляда от хладнокровно-спокойного лица Кристофера, она кладет свою трясущуюся ледяную ладонь поверх окровавленной руки, цепко держащей жизнь проигравшего. – Ты – мой муж, – произносят ее губы. К горлу подступает тошнота, но Лин удается сдержать ее порывы и выдавить из себя улыбку.

– Уверена? – снисходительно уточняет Крис. Боковым зрением Элинор замечает, что его хватка немного ослабевает. Дик начинает дышать… «Боже, помоги нам всем», мысленно обращается Лин к единственному, кто способен сейчас услышать ее молитвы.

– Да, ты мой муж, – хрипло подтверждает Лин, второй ладонью дотрагиваясь до щеки Кристофера. – Самый важный человек в моей жизни.

Он не отвечает, удерживая ее взгляд в черной ядовитой бездне. Его брови слега сдвигаются, словно он раздумывает над словами Элинор, оценивая их искренность. Секунда, вторая, третья… Время мучительно тянется, и так же медленно глаза Кристофера Ханта покидает тьма, оставляя после себя серебристый мерцающий пепел. Лин позволяет себе моргнуть, сдерживая вдох облегчения.

– Спасибо за вчерашний ужин и сегодняшний обед, Эль, – бесцветным голосом произносит Крис. Разомкнув пальцы на горле Дика, он неспешно встает в полный рост.

– Убери это дерьмо из нашего дома, – распоряжается Хант, глядя на нее сверху-вниз. – Если брезгуешь, я сделаю это сам, но боюсь, пострадает еще пара костей в его никчемном теле.

– Я сама, – сипло отзывается Элинор, переводя взор на обезображенное оплывшее лицо Дика. – Сама.

– Я буду в спальне, Эль, – удовлетворённо кивнув, сообщает Крис. – Не заставляй меня ждать. – добавляет непринуждённым тоном и, развернувшись, идет к лестнице такой же самоуверенной походкой, что и появился.

Дождавшись, пока муж исчезнет из виду, Элинор выдыхает и, закрыв ладонями лицо, отчаянно всхлипывает. Собственные пальцы пахнут кровью. Чужой кровью.

– Он больной. Твой муж – настоящий шизик, – хрипит Дик, пытаясь подняться с пола. Стирая рукой обильно стекающую из носа и разбитых губ кровь, он, наконец, встает на ноги.

– Мы оба больные, – бормочет Лин, опуская ладонь на колени. – Я думала, что он – это ты. У тебя лицо моего мужа, – запрокинув голову, она смотрит на Дика сквозь туман слез.

– Я не он, Элинор. Но ты иногда и правда меня называла его именем, – кривясь от боли, презрительно бросает доставщик еды из ресторана, с которым по всей видимости ее что-то связывало. И это явно не невинный флирт. – Вы парочка гребаных извращенцев.

– Наверное, так и есть, – отрешенно соглашается Лин, расфокусированным взглядом уставившись на кровавые пятна на белом мраморном полу, а перед глазами на стоп-кадре застыло озеро кипящей ртути, увиденное в светлеющих глазах мужа.

Если присмотреться, то можно различить микроскопическое крупицы серебряной пыли, поднимающиеся от поверхности воды.

– Словно маленькие светлячки, – в забытьи шепчет Элинор Хант.

Мужчина в футболке, покрытой багровыми пятнами, с тяжелым стоном опускается рядом с ней на колени, поднимает ее лицо за подбородок, заглядывая в опустевшие глаза.

– Ты и правда меня не помнишь, Эль?

Некоторое время спустя

Комната для допроса 232

– Я ненадолго отлучусь, Элинор. Буквально на пару минут, а потом мы продолжим, – вежливо улыбнувшись, офицер Бейли встает из-за стола и, прихватив свои записи, спешно покидает коридор, оставляя потерпевшую в одиночестве.

Клои отсутствует около десяти минут, и за это время миссис Хант не производит ни одного движения, не меняет положение тела и направление взгляда. Для тех, кто наблюдал за ней в эти мгновения, создалось впечатление, что молодая женщина заснула, не закрывая глаза, временно приостановив и замедлив жизненные функции организма. И если бы кто-то заглянул в ее голову, то удивился бы, насколько близки к правде предположения.

– Все в порядке? Как вы себя чувствуете, Элинор? – вернувшись в комнату для допроса, обеспокоенно интересуется офицер, от острого внимания которой не укрылось угнетенное состояние миссис Хант.

– Паршиво, но жить буду, – равнодушно отзывается Лин, дежурным жестом поправляя упавшую на лицо прядь.

– Я принесла вам кофе, – Клои ставит один стаканчик для миссис Хант, а второй для себя.

Несмотря на огромное количество накопившихся вопросов к этой женщине, Бейли не могла избавиться от сострадания, вызываемого хрупкой, почти прозрачной потерпевшей. В полицейском отчете имелись фотографии Элинор полугодовой давности. На них онавыглядела совсем иначе. В ней горела жизнь, даже если эта самая жизнь ее не радовала. Сейчас Элинор Хант напоминала арктическую мертвую пустыню.