– Можно же на машине, – буркнула я.

– Нельзя, Сонюшка, надо пешком ходить, это полезно.

– Но там же медведь, – плаксиво, жалобила мужчину.

– Налево - деревня, а прямо - трасса. Звери близко к людям не подходят.

– Восемнадцать километров это близко? Сколько же до трассы?

– Двадцать.

– Еб*ть, – протянула я и замерла, потому что замер мужчина.

– Открывай-ка рот, зайка, – зло усмехнулся Леший, скидывая меня со своего плеча.

***

Отсутствие кофе, чая, стрессов. Тишина и скудная пища растительного происхождения, ключевая вода. Никакого интернета, телевизора, из развлечений только секс. Много секса. Всё это привело к тому, что я почти всё время спала.

Отсыпалась за всю жизнь. В обед два часа и ночью двенадцать часов. Хотя самих часов не было, Лёша говорил. У него внутренние работали.

Тушёная капуста осточертела на третий день. Мне лучше морковку погрызть. Если в первый день я умяла половину сковородки, во второй тарелку, то в третий пару ложек съела два раза в день.

Вначале я распухла, а потом из меня вышла вся вода, и я почувствовала лёгкость.

Но вес меня беспокоил совсем мало. Я была в расслабленном состоянии.

Лёшка сводил меня в баню. Там меня порол веником, достаточно жестоко, потому что листья слетели, и была я высечена голыми прутьями. Кричала, как недорезанная и сбежала от Лешего в речку купаться. Вода, как молоко парное.

История с баней запомнилась как что-то страшное. Я сильно ругалась и пообещала сексуальный бойкот, если он хоть раз мою толстую драгоценную попку ещё тронет. Именно Леший клятвенно обещал, что никакого садизма больше не будет. Говорил он с тюремной феней, доказывая мне, что я самая любимая женщина в мире. На вопрос, откуда такой говор, не сидел ли Васин в тюрьме, ответ получила отрицательный. Лёша в тюрьме не сидел, но Леший где-то нахватался.

В какой-то момент я перестала боятся этих мужиков. Для меня стало нормальным, что их двое. И с ума я не сошла.

Делать мне ничего не разрешалось, доски таскать, дрова рубить. Готовить еду не надо, Лёшка сам всё делал. Поэтому я вымыла весь дом, постирала бельё. Нашла одежду его матери. Влезла в старый бюстгальтер и прекрасное ситцевое платье, которое было мне коротковато, но легло по фигуре. Цветы на платье сохранили цвет: на нежно-розовом фоне, фиолетовые и голубые розочки. Тапочки кожаные стали моими навсегда.

Было в наличие мыло и щётки с зубной пастой. Так что жизнь удалась, особенно, когда Лёшка выдал мне бритву в собственное пользование, и я смогла ещё и за телом поухаживать.

Каждый день мы куда-то ходили, километров на десять. Смотрели красоты, заглядывали в заброшенные деревни. Много разговаривали.

– Знаешь, люди рыскают по заброшенным деревням, ищут антиквариат, – говорила я, когда мы наведылись в очередное заброшенное поселение, к которому не вели дороги. Шли по берегу реки и не сразу его нашли. Там осталось два дома и торчали в высокой траве три печки.

Комары меня не кусали, Лёшка заботливо перед выходом намазал меня вонючим кремом, и теперь как комар старался близко ко мне не приближаться.

– А потом продают его на блошином рынке, – закончила я мысль.

– В этой деревне мародёров не было, – заявил Васин. – Хочешь, что-нибудь унести?

– Да, что тут унести можно, – хмыкнула я, разглядывая халупу с провалившейся крышей, что ушла фундаментом в землю и покосилась, от чего треснули рамы и повылетали стёкла.

– Посмотрим, – таинственно ответил Лёша и смело пошёл к дому, рассекая траву.

Мы вошли в покосившуюся дверь. Лёшка своими длинными руками вначале дёргал потолок и только после того, как убедился, что на меня не рухнут доски сверху, впустил в дом.

Бытом не пахло совсем. Только гнилыми досками и гулял приятный сквозняк. Стены были чёрными, имелся элемент мебели на кухне. Полы местами провалились.

Лёша взял меня за руку. И я с удовольствием смотрела на его сильные предплечья. На них ветвились вспухшие вены, и напрягались мышцы. Он очень сильный мужчина. Стонать в его руках одно удовольствие.

Мы прошли кухню и оказались в небольшой комнате, где на, чудом сохранившемся, столе стоял старый чемодан. Огромный, потёртый уже непонятного цвета.

Лёша подошел к столу, щёлкнул замками на чемодане и открыл его. Я почему-то ожидала увидеть швейную машинку. Но там блестела медная погнутая труба.

– Патефон? – изумилась я, когда увидела несколько пластинок в тканевом кармашке.

– Скорее граммофон. Хотя я не специалист, – ответил Лёша. – Забираем?

– Конечно! – обрадовалась я.

С чемоданом наперевес мы вышли из заброшенного дома и отправились на берег реки. У Лёшки был за спиной рюкзак с водой и перекусом.

Жрать хотелось до ужаса! Но «перекус» - это морковка. И бутылка родниковой воды. И сколько бы я не страдала, оставалось только боярышника на поле пожевать и смириться со своей диетой.