– А вторая, – округлил глаза Василий от странного предложения деда.

– Вторая будет потом, когда мы вернемся домой…. Василий, случайно у тебя в машине не завалялась кока-кола? Почему-то с самого утра мне страшно хочется выпить баночку газировки. Странно, что сорок лет я видеть не мог ее, а сегодня мне вспомнилось, как моя мама впервые купила мне две банки кока-колы, и я выпил все за один присест….

– Нет, дед, – рассмеялся неожиданно для самого себя Василий. – Вот чего нет – того нет. Вы же меня все и отучили с самого детства пить эту «гадость», как мне говорили родители и ты.

Дед и внук Сушковы вернулись домой уже после полуночи.

– Дед, – спросил Павла Василий, когда тот включил свет на терраске возле входа в дом, – что-то я не вижу твоего друга.

– Ты про моего котика Жору? – Печально вздохнул дед. – Нет больше его – помер от старости дней десять тому назад. Вначале я думал он убежал, как приключалось с ним не раз, а потом, прогуливаясь вдоль старой дамбы в низине, смотрю, из-под куста мулинума виднеется хвост – это был мой котик…. Прожил Жора славную и долгую жизнь по меркам кошек Жоффруа…. А славно мы с тобой провели этот вечер, Василий? Сейчас я достану Мальбек десятилетней выдержки из своего неприкосновенного запаса – помянем нашего кота.

Василий, вспомнив свою первую встречу с этим постоянным спутником деда за последние семнадцать лет, грустно вздохнул: ему было тогда неполных десять лет, когда, приехав на летние каникулы вместе с отцом к деду, он зашел в дом и увидел ангельскую мордочку малюсенького котенка. Дед Павел работал на своем винограднике, и в доме кроме этого милого существа никого не было. Василий, завороженный зелеными с синим оттенком глазками котенка, быстро подбежал к картонной коробочке, у которой была вырезана передняя стенка и, в предвкушении прижать к груди этого котенка-ангелочка, протянул свою руку к нему. Он даже не понял, что произошло в следующую секунду: дикая боль прошла волной через все тело, и он выдернул ладонь из чрева коробки – на руке, вцепившись когтями, висел этот «ангелочек», причем большой палец был у него в пасти: своими, словно маленькие острые иглы, клыками котенок, как оказалось, прокусил ногти, и оттого была эта адская боль. Василий дико закричал в испуге и попытался было отцепить котенка, схватив его за шею левой рукой, но зверек резко вывернулся и в следующее мгновение уже висел точь-в-точь также уже на левой ладони, только на этот раз прокусив вторую фалангу указательного пальца. На крик прибежали дед с отцом и, общими усилиями отцепив котенка от левой руки, посадили его обратно в коробку. Василий заливался слезами боли и обиды, а котик, оказавшись в своем домике, снова глядел на него ангельскими глазками, словно прося повторить предыдущую сцену. Как оказалось, дед за неделю до этого ставил ловушки на патагонских зайцев мару, чтобы поймав, выпустить их подальше от своего виноградника, или же продать для зоопарка, лишь бы оградить от них свои насаждения. На склоне соседней горы с северной стороны старик случайно обнаружил следы отчаянной борьбы и кровавые пятна: сомнений быть не могло – это была пума. Осмотрев арену битвы, Павел обнаружил довольно много клоков шерсти самого охотника, что было довольно странно. Он, снедаемый любопытством, решил внимательней осмотреть местность вокруг. Старик уже сообразил, что так яростно мог сопротивляться против пумы только кошка-рыболов, как прозвали этого зверька местные индейцы, притом защищая своего детеныша, а иначе бы пума попросту не выследила бы эту дикую кошку. Через час упорных поисков Павел в неглубокой расщелине между двух больших валунов нашел, что искал, – полуслепого котенка, который, как ему показалось, уже был мертв от истощения. Человек положил еще теплый комок в свою широкую шляпу, и тут на него уставился голубовато-зеленый глаз – второй еще не успел прорезаться, – а затем, вздрагивая всем телом, котенок благодарно, как показалось деду, мяукнул. Так этот котик Жоффруа, как его зовут по-научному, оказался в усадьбе деда Павла. Только из-за него, через три месяца, пришлось срочно перевозить старого пса деда на участок отца, и это было отнюдь не из-за опасения за жизнь молодого котика. Встав взрослым красивым котом Жорой, он все эти долгие годы признавал за своего только деда Павла. Если же кто-нибудь подходил к нему ближе, чем на два шага, друг и спутник хозяина дома издавал характерное рычание – и все знали, чем грозит дальнейшее игнорирование в соблюдении статус-кво, раз и навсегда установленного котом с момента его появления. И вот теперь его не стало…. «Не из-за него ли у деда приключился инфаркт?» – мелькнула мысль у Василия, когда Павел появился из двери, ведущей в цокольный этаж, с запечатанной сургучом бутылкой в руках.

– Дед, может, стоило нам пригласить тетю Руту на вечеринку, а? – отгоняя грустные мысли, сказал внук старику.

– Ну ты скажешь, Василий? – лукаво подмигнул Павел и начал отколупывать сургуч над решеткой камина. – Какое удовольствие танцевать танго со старушками? Если это ты хотел с нею танцевать, то надо было сказать раньше – заехали бы и забрали ее. Только пришлось бы еще и Адама брать с собой, так как его одного нельзя оставлять с его болезнью.

Это при том, что Рута Кирвас была моложе Павла на тридцать лет.

– Как тебе моя шведка, с которой я танцевал два раза подряд, а? – сказал дед, ставя открытую бутылку на стол. – Вижу, что хочешь сказать: что так себе танцевала танго, но все же она успела в Буэнос-Айресе взять несколько уроков у хорошего учителя, как я почувствовал…. Василий, подкинь дров в камин – угли совсем догорают, видишь? А у тебя, внучек, глаз наметанный – откуда была твоя партнерша, ты не спросил?

– Это та, с которой я в самом конце танцевал?

– Ну, да. Это было чудо, как хорошо! Тебе бы в Буэнос-Айрес в театр танго с твоим талантом….

– Вот, дед, до чего ты договорился, – перебил его Василий и рассмеялся. – Как это я, Сушков, стану кривляться в театре. Услышала бы тебя бабушка Эрнеста!

– Да, ты прав, Василий, – ответил Павел, наливая в бокалы темное тягучее вино. – Притащи из печки глиняную посудину с мясом и садись – надо поговорить. Речь как раз пойдет о том, что мне наказала моя мама, а я, дав ей обещание, не исполнил его.

Василий сходил на кухню, где имелась небольшая кирпичная печь, сооруженная на манер русской печи, которая служила в первую очередь для обогрева дома зимой и во вторую – для приготовления еды во время семейных застолий, когда собирались все Сушковы, и притащил на керамическом блюде пряную баранину, запеченную с сухофруктами и со сладкой картошкой.

– Ну, выпьем в память о тех временах, когда Жора был с нами, – сказал Павел и поднял свой бокал. – Это вино сделано в тот год, когда он появился у нас….

Минут через двадцать, разлив вино по бокалам и разложив остатки баранины из блюда по тарелкам, Павел сел на свое место и замолк, то ли глубоко задумавшись, то ли превозмогая боль.

– Василий, – обратился он минут через пять к внуку, который уже начал беспокоиться: не начался ли новый приступ? – вот о чем я хотел тебя попросить, да вот не знаю с чего начать?

Внук удивленно посмотрел на своего деда, как бы задавая вопрос: неужели просьба до такой степени необычна, что сложно даже сформулировать и озвучить?

– Ты знаешь, Василий, что мой отец был русский, – начал тихо Павел, – но кроме этого факта, о нем почти ничего не известно. Вот разве что только это.

Павел достал из шкафа возле камина старую расписанную эмалью жестяную коробку и поставил ее на стол. Затем, порывшись среди бумаг, которыми всегда был наполнен этот старый металлический ящичек, положил на стол, запаянную в полиэтилен, старую, местами протертую до дыр, бумажку.