Иркутск обманчиво расслаблен,

июль – созрели лопухи.

Парят асфальт и дирижабли,

и в духоту свежо с реки.

Здесь даже камень пахнет хлебом,

сошлись здесь в споре даль и ширь.

Взгляд, поскользнувшись, взмоет в небо,

чуть зацепив за монастырь.

– Маяковская! – решительно объявила вагоновожатый и Освальд Сергеевич в ту же минуту резво сбежал со ступенек на перрон. Здесь он испытал облегчение. Остановка была ему хорошо знакома. Неподалеку, в студенческие годы, он проходил обучение на профессию проводника, чтобы потом в летние каникулы лихо колесить из одного конца страны в другой, зарабатывая себе деньги на походы с девушками по концертам, ресторанам и кино. По сути, Освальд Сергеевич никогда ни в чем не нуждался. Он даже одалживал деньги знакомым и вел счет бесчисленным должникам. Опыт работы проводником познакомил его с настоящей жизнью и оставил положительные и яркие воспоминания, сюжеты которых часто приходили ему на ум в минуты сомнений и тягостных раздумий. Он всегда мечтал уехать из города навсегда, но сам себе боялся признаться в этом.

– Не в этот раз! – решительно отбросил сомнения Освальд Сергеевич и направил свои стопы к остановке напротив, чтобы сесть на трамвай в обратную сторону. По правде сказать, Освальд Сергеевич никуда не спешил. Он сверился с расписанием в телефоне, чтобы еще раз убедиться в том, что до ближайшей лекции еще полтора часа. Освальд Сергеевич ободрился. Тошнота прошла, и он молодцеватым шагом прошелся по остановке и остановился напротив афиши, наклеенной против правил на стене павильона. «Заседание ложи вольных каменщиков» – прочел он на афише и какое-то время пытался перефокусировать взгляд, не веря собственным глазам. Нет, взгляд его не обманывал. «Ведущий заседание председатель городского отделения Годун Александр Владимирович. Вход по пригласительным билетам». Ниже мелкими буквами был указан адрес: «Маяковского 37, квартира 20».

– С ума сойти! – произнес Освальд Сергеевич. – С ума сойти! – еще раз повторил он вслух и забил адрес в навигатор. Гугл указывал на то, что до места собрания минут десять пешего хода. Время начала собрания, указанное в объявлении, совпадало со временем на часах, а значит, что если поторопиться, то он если и опоздает, то не на много. Освальд Сергеевич решительно положил телефон в карман и устремился к лестнице, ведущей по направлению к улице Маяковского. О приглашении он не беспокоился, поскольку был коротко знаком с Александром Владимировичем и был уверен в том, что его пустят и так.

Через десять минут он уже стоял у неприметного двухэтажно здания. Лишь одинокая фигура с плакатом в руках указывала на то, что в доме проходит событие общественной важности. Фигура показалась Освальду Сергеевичу знакомой, в чем он убедился, когда подошел ближе. Это был общественный деятель и борец с немецким шпионажем Семиполосников. Завидя Освальда Сергеевича, Семиполосников обрадовался, и даже выказал известные жесты приветствия, но Освальд Сергеевич изобразил брезгливую мину на лице и попытался проскочить мимо, делая вид, что не желает замечать присутствия общественного активиста. Это, впрочем, активиста нисколько не расстроило и он, притопывая на месте, громко сообщил:

– Только начали-с, минут пять-семь от силы. Все ваши уже здесь, меня, разумеется, не пускают, хоть я и подал заявку еще за месяц. Второй этаж третья дверь направо, направо третья дверь!

Проводив Освальда Сергеевича взглядом, Семиполосников достал из кармана блокнот и ручку, и сделал какую-то важную отметку.

Освальд Сергеевич вбежал на второй этаж и остановился у двери с номером 25. За дверью он отчетливо расслышал неторопливый говор Александра Владимировича и страшно обрадовался, поняв, что не ошибся. Он осторожно потянул ручку двери на себя, дверь оказалась не запертой. Освальд Сергеевич, стараясь быть незаметным, пригнувшись прошел в просторное помещение, наполненное людьми. За трибуной восседал Александр Владимирович. Как только Освальд Сергеевич показался в проеме, Годун остановил свой монолог и недовольно посмотрел на вошедшего.

– Опаздываете, Освальд Сергеевич, – в голосе Александра Владимировича слышался упрек старшего товарища, – привыкли в своей епархии к анархии!

Зал отозвался вежливых хохотком на невольную рифму ведущего собрания.

– Проходите, но имейте в виду, что впредь я не позволю никому нарушать дисциплину и прогуливать, невзирая на лица!

При слове «прогуливать» сидящий в зале уже не юный, но все еще стройный человек в повязанном французским узлом на шее шарфе нервно хихикнул и оглянулся.

В человеке Освальд Сергеевич узнал своего бывшего коллегу Васечкина.

– Буду налагать штрафы на нарушителей дисциплины!

– Пять минут опоздания по уставу общества не влекут за собой штрафных санкций, – вступился за опоздавшего товарища Васечкин.

– Ага, сам погибай, а товарища выручай! Так что ли?! Развели тут круговую поруку! Ты еще в суд на меня подай, Гаагский, – рассердил Годун, – я у себя Сафроновщину не допущу, здесь я закон, понял!?

Васечкин вжал в голову в плечи и ничего не ответил, было видно, что ему больно и он расстроен.

К счастью для Освальда Сергеевича, женщина, сидящая у входа, передвинулась на одно сиденье, освободим место рядом с собой. Освальд Сергеевич благодарно присел на краешек и только было хотел учтиво поблагодарить соседку за услугу, как вдруг неожиданно услышал из ее уст свое имя.

– Освальд! Что ты здесь делаешь?! – драматическим шопотом спросила его дама.

Освальд Сергеевич взглянул на соседку и обмер.

– Галя, как ты здесь!? –вырвалось у него восклицание.

И не мудрено – его первая пропавшая без вести жена нашлась, да еще в столь неожиданном месте.