Шрифт:
Оставил сыну все дела.
Обычный угольщик он был,
Любил своё простое дело,
Работал, не жалея сил.
Но сыну Петру надоело
Сидеть близ ненавистной ямы,
И если б не страданье мамы,
Давно б он бросил скучный труд.
Петер Мунк
Нигде, нигде меня не ждут!..
Башмачник, повар, часовщик,
Поэт, стекольщик… без сомненья,
Из них любой к добру привык,
Их все зовут из уваженья!..
Какая жалкая судьба,
Чуть лучше, может быть, раба –
Быть угольщиком чёрным, грязным,
Противным, мерзким, безобразным!
Просиживать младые дни,
Печальной скукою полны,
Близ ненавистной ямы чёрной,
А после колесить упорно
С тележкой по дорогам, сёлам,
По улицам и близ ворот –
Товар проталкивать вперёд,
Внушая жителям весёлым
И страх, и жалость, и презренье!
За что, скажи, о, провиденье?
За что так строг нещадный рок?
Какой мне выучить урок?..
Вот выйдет Петер Мунк в кафтане,
Умытый, в новеньких чулках,
Любой, кто издали вдруг взглянет,
Невольно скажет вслух, в мечтах:
«Кто этот парень молодой?
Да кто бы это был меж нами?»,
А подойдёт – махнёт рукой:
«Всего лишь Петер с угольками!..»
Вот так сидишь всё у костра
И слушаешь, как свищет ветер,
Мечтаешь обо всём на свете –
Какая грустная пора!
Проходит молодость уныло,
Её убожество постыло!
Увы, никем я не любим,
Лишь одиночеством томим.
Но больше остальных людей
Ему вселяли уваженье
И зависть, и души волненье
Мужчины храбрые, сильней
Любой невиданной препоны –
Цари лесные, плотогоны.
На общем празднике, когда
Для них потратить – ерунда –
В одно мгновение пустое
Всё то, что Петер брал за год,
Наш юноша, зажавши рот,
Терпел страдание лихое.
Что говорить! Один их вид –
Кого угодно впечатлит!
Идут лесные великаны –
Звенят монетами карманы,
Блестят атласные рубашки,
Серебряные цепи, пряжки,
Из кёльнских трубок – вкусный дым –
Как не завидовать таким!
Особенное ж восхищенье,
Души и зависть, и волненье,
В нём вызывали три души –
Лишь деньгами и хороши.
Все трое были не похожи,
Но в чёрствости своей равны:
Богатство им всего дороже,
И власть, и злато 2 лишь нужны.
Иезекиил Толстый – первый
Во всей округе злой богач.
На злато он не тратил нервы –
Оно к нему летело вскачь!
Везло ему необычайно –
Он лес втридорога сдавал!
И думал Петер – это тайна,
А почему – и сам не знал.
2
– Злато, золото.
А Шлюркер Тощий! Смелый малый!
Любой с ним спорить не хотел:
Он был знаток полсотни дел
И скандалист, к тому ж, бывалый.
В харчевне он сидел с локтями,
Расставленными на весь стол,
И задевал других ногами,
Как будто для него лишь пол!
И ел, и пил он за троих,
И всякий раз толкал других.
Любил скандалить и буянить,
И шутки ради хулиганить.
Да, Тощий был сто раз не прав.
Но так как деньги он не мерил,
Обычно каждый лицемерил
И не судил несносный нрав.
Известен был и Вильм Красивый,
Богач и статный, и спесивый,
Любитель в танцах побеждать
И девушкам любовь внушать.
Наш Петер помнил, что недавно
Жизнь Вильма не была столь славной,
Не отличалась от других –
Он был в работниках простых.
«И где взял деньги паренёк?
Как будто богатеть – безделье!
Да, говорят, нашёл под елью