– Ну, она будет высокая и, конечно, очень-очень стройная, но не худая – ты ведь не любишь худых, верно? Вероятно, светловолосая, хотя это неважно – главное, красиво причесанная. И очень-очень умная; и с правильной одеждой из правильных магазинов; и она будет точно знать, что можно, и что нельзя; и как краситься; и когда вещь вышла из моды и больше ни за что нельзя ее носить. Понимаешь, это все крайне сложно – если только не заложено с детства, и то не каждому дается! А твоя невеста должна очень хорошо владеть этим искусством!

– Неужели?

– Конечно, Джастин! Ты же ничего не упускаешь и не выносишь даже мелких огрехов. Ты стремишься к совершенству, и жена твоя не должна допускать ошибок – никогда-никогда.

Она подвинула кожаный футляр через стол, не спуская глаз с лица Джастина. Он взял футляр и снова положил перед Дориндой.

– Моя невеста, возможно, сочтет мамину брошь старомодной. Лучше подарю тебе. Примерь-ка!

– О, Джастин!

– Не глупи, Доринда! Я бы не дарил, если бы не хотел. Нет, немного выше… Да, хорошо.

Тут он посмотрел на наручные часы и резко поднялся.

– Побегу! Веди себя хорошо. Держи меня в курсе.

Миссис Окли все утро жалела, что отправила Доринду в город. Любой из трех намеченных ею магазинов с радостью прислал бы несколько платьев на выбор, стоило жене Мартина Окли намекнуть. В «Делюкс» можно было позвонить. Других неотложных дел в городе не было. А теперь придется целый день сидеть одной. Мартин вернется часам к четырем, если не позже, так как Доринда придет к нему в половине третьего, значит, отправятся они около трех – если не задержатся… Когда ему нужно уходить, на работе вечно возникают проблемы.

К работе мужа миссис Окли испытывала смешанные чувства. С одной стороны, ненавидела, потому что работа отнимала у нее Мартина, с другой – если бы он на нее не ходил, у них не было бы денег, а отсутствие денег она тоже ненавидела. Было время в ее жизни, когда денег было мало, а потом они и вовсе кончились. Приходилось ютиться в одной комнате и жить впроголодь. Миссис Окли тогда сама убирала, отчего руки пачкались, а чище кругом не становилось. Вынуждена была даже готовить, однако выходило нечто немыслимое. Она долгие годы запрещала себе возвращаться мыслями в те времена, с переменным, впрочем, успехом. Ужасные воспоминания иногда врывались в ее голову, словно толпа грязных оборванцев в чистый уютный дом. Вламывались без спроса, повсюду совали нос, хозяйничали. Не давали заснуть по ночам, а когда она наконец засыпала, преследовали во снах.

Не надо было отпускать Доринду! Вместе нашли бы чем заняться. У нее столько выкроек для занавесок и покрывал в гостиной! Вытащили бы и не спеша просмотрели – это заняло бы почти все утро. После обеда Доринда ей почитала бы, а с полдника уже и Мартина можно ждать… А теперь день обещал быть скучным и невыносимо долгим, и не с кем даже словом перекинуться. Няня не слишком рада была видеть хозяйку в детской. Встречала вежливо, однако миссис Окли каждый раз чувствовала себя лишней. Ей казалось, что и няня, и Марти вздыхают с облегчением, когда она уходит, и радостно возвращаются к прерванному ее приходом занятию… Будь новая горничная пообщительнее, еще можно было бы протянуть. Миссис Окли с удовольствием обсудила бы с Хуппер свои многочисленные наряды. Только вот Хуппер разговаривать не желала. Она выполняла свои прямые обязанности (кстати, неплохо), но не более того. От нее только и слышно «да, мэм» и «нет, мэм», ну или короткое предложение, если это необходимо.

Перед обедом зазвонил телефон. Поскольку Доринды не было, подойти пришлось Хуппер.

– Это мистер Порлок, мадам, – сказала она.

– Спросите, зачем он звонит, Хуппер. Он знает, что я не подхожу к телефону.

Последовала пауза, затем Хуппер снова обратила к хозяйке невозмутимое лицо.

– Он хочет заехать, мадам – у него важное сообщение для мистера Окли. Говорит – в два часа.

– Я в это время отдыхаю… – заволновалась миссис Окли. – Я плохо спала прошлой ночью… Скажите ему… скажите, что… мистер Окли вернется к половине пятого.

Однако Хуппер уже клала трубку на рычаг.

– Мистер Порлок отключился, мадам.

Ровно в два часа дня Грегори Порлок звонил у входной двери Милл-хаус. Звонок, несмотря на очевидную дороговизну, ни практической, ни эстетической ценности не представлял. Шаги дворецкого, который открыл Порлоку дверь, и то были громче.

Миссис Окли была готова принять гостя наверху, в собственной комнате. Порлок поднялся вслед за дворецким по широкой лестнице на второй этаж. На верхнем пролете стоял сервант с инкрустацией, в котором виднелся на редкость уродливый сервиз, а далее шел длинный коридор, в конце которого дворецкий распахнул перед гостем дверь, объявив:

– Мистер Грегори Порлок!

Миссис Окли подняла глаза от книги, которую для вида держала в руках, и увидела крупного мужчину в коричневом твидовом костюме. Лицо он прикрывал носовым платком в желто-зеленую клетку. Затем дверь за дворецким закрылась. Мужчина опустил руку, и она увидела Глена. Миссис Окли раскрыла рот, однако крикнуть не получилось – от ужаса перехватило дыхание. Лишь смотрела на него вытаращенными глазами, и побелевшие раскрытые губы застыли в форме аккуратного овала.