И кто же из них плохой полицейский, а кто – хороший?

– Насколько это необходимо? – уточняю у обоих.

– Иначе харты ночью разнесут замок по кусочкам в поисках тебя, так как ты – иномирянка. И погубят здесь всех. Только никто не станет так рисковать, – мрачно подводит черту под разговором Макс, во время ответа, не сводя взгляда с моего двойника: жесткого и категоричного. Та платит ему той же монетой: – И тебя отдадут им без сомнений. А ночь уже совсем скоро.

– Зачем же вообще нужно было тащить меня в этот «чудесный» мир? Я сюда не рвалась.

– Из-за меня, - признается двойник. – Ты спасешь несколько жизней, если просто согласишься пройти ритуал и немного подыграть нам. Ничего серьезного или опасного для жизни. Если, конечно, ты сейчас пройдешь ритуал. Соглашайся, умоляю. У нас очень мало времени. Когда начнется ночь, ни у кого не останется выбора!

Она кусает губы, заламывает руки, в ее глазах я вижу слезы…

– Ну что ж. Ведите. Но после – вы расскажите мне все! Клянетесь?

– Да, конечно! – радостно шепчет Нарисса, тут же перехватывая меня за руку поудобнее и таща вниз. – Но идем! Умоляю! Нам надо торопиться!

Больше всего обстановка в подземелье напоминает кадры из фильмов ужасов или фэнтези. Ну тех, в которых не очень хорошие люди решают провести не очень законный обряд и пообщаться с какими-нибудь совсем не добрыми сущностями.

Просторный сырой зал с толстенными стенами и сводчатым потолком, чьи контуры скрывает темнота, куча горящих сальных свечей повсюду, а также странные узоры и надписи, сделанные белым мелом на зеленоватом от старости каменном полу.

Красиво, атмосферно, интригующе, очень жутко.

И все это великолепие тут специально для меня!

Как косплеер, я принимала участие в очень разных фотосессиях. Реквизит в некоторых из них мог серьезно напугать. Но так жутко мне никогда не было: слишком все реалистично. Может, именно поэтому во мне вновь просыпается нелепая надежда на то, что это просто часть шоу. А я в нем – в роли главного клоуна.

Так что, пока Нарисса буквально за руку тянет меня к круговой схеме на полу, старательно верчу головой, выискивая камеры, штативы, отражатели… Ну или какой-нибудь квадрокоптер, зависший где-нибудь наверху. Ни-че-го. Если где-то и ведется скрытая съемка, то она делается слишком качественно, чтобы я могла широченно улыбнуться и сказать:

– Ага! Розыгрыш!

Ненавижу розыгрыши. Слишком много среди них дурацких. Но сейчас с радостью бы узнала, что стала участницей одного такого. Пусть и самого отвратительного. Глупая-глупая надежда, которая почему-то упрямо не хочет сдаваться. Но нет. И о том, что именно «нет», мне напоминает двойник, показывая на круг на полу:

– Ложись сюда, – командует она.

И я давлюсь кашлем.

Чего?

– Ложиться? – переспрашиваю, с нервным смешком. – Вы меня в жертву принести, что ли, хотите?

Нарисса дергается, как ужаленная, отпуская хват. Э-э-э… Я что? Угадала?

Но тут Макс напоминает о себе стуком фонаря, которого он ставит куда-то на пол, и звуком вынимаемого из ножен длинного кинжала. Я хорошо знаю этот нож – Макс таскает его на поясе. Я еще удивлялась, как тот ему не мешает и почему никто, кроме меня, не обращал внимания на эту деталь гардероба. Знаю, что с помощью этого кинжала Макс обычно разделывал мясо. А еще как-то увидела, как он тренировался с ним в каком-то стиле боя.

– Крис, – Макс демонстративно пробует пальцем остроту заточки лезвия, кидая в меня взглядом. А мне и не нужно этой демонстрации. Я в курсе, насколько кинжал остер. – Давай без новых истерик, да? Ты только что не плохо держалась. Так что, будь умницей, доведи роль до конца. А то у нас больше нет времени на расшаркивания. Либо ты делаешь все, как мы говорим, либо я прямо сейчас окончательно закрываю этот вопрос. Выбирай.

Меня снова потряхивает.

То есть, все вот эти уговоры и милости, что меня только что пытались задобрить… Это все ради чего?

Перевожу взгляд с равнодушного лица монстра, которого я когда-то любила, а теперь с каждой минутой все больше ненавидела, на лицо двойника. Оно у нее, справедливости ради, извиняющееся и даже какое-то грустное. Ей, типо, жаль, да?

Полный горечи вопрос, о том, хватит ли у Макса яиц «закрыть вопрос», застревает в горле и так и остается не высказанным. Потому что, какой теперь смысл в любых словах?

Скидываю плащ, фибула которого в этот раз раскрывается на удивление легко, и шагаю вперед. Отрешенно и будто не своим телом.