Мои ногти царапают стол, голова плывёт. Надо что-то сделать, потому что я не могу… Должна сделать… Но я не хочу… Господи, я совсем не хочу. Пусть трахнет меня. Даже если эта грёбаная жизнь кончится после этого — пусть Сопляк сейчас меня трахнет.

Позади звякает бляшка ремня, слышится треск разъезжающейся молнии. Я жмурюсь и беззвучно вскрикиваю, когда Сопляк стаскивает с меня бельё. Что-то тяжёлое и горячее соприкасается с внутренней поверхностью ног, рождая высокий влажный звук. Да, никакой сухости. Сейчас я теку как напичканная наркотой шлюха.

Его член вонзается в меня длинным тугим толчком. Очень глубоко, потому что низ живота обжигает огнём, распахиваются глаза и лязгают зубы.

— Сука… — задушенно слышится надо мной. — Сука… Такая красивая… Ты такая красивая…

Я чувствую его руки на бёдрах, крестце, ногах. Они гладят, трогают, сжимают, отчаянно щупают. Кажется, в какой-то момент я действительно свихнулась, если позволяю себе и ему такое. В офисе может оставаться кто угодно, хоть тот же Кудосов… Ему двадцать три, а это офис моего мужа… И да, я, кстати, замужем.

Но в данную минуту всё это — незначительные факты. Гораздо значимее то, что мои приглушённые крики не имеют ничего общего с фальшью и пошлое чавканье, вылетающее у меня между ног, — это острое, неконтролируемое возбуждение. И этот парень надо мной, его сбившееся дыхание и глухие стоны — они тоже настоящие. Даже вырывающееся у него «сука» звучит так искренне, что в моей голове это лучший комплимент. А ещё впервые за последний год я стремительно приближаюсь к оргазму — не от своих пальцев и душевой насадки, а от члена, двигающегося внутри меня.

Зубы никак не перестанут стучать. Отвожу руку назад и скребу его бедро ногтями. Матвей накрывает мою ладонь своей и надавливает, позволяя разлиновывать кожу глубже. Глухо при этом стонет и в следующее мгновение отрывает меня от стола. Становится жарко голове, спине и затылку — он разворачивает меня за подбородок и жадно всасывает мой рот. Может быть, это то, чего мне не хватало, потому что бомба, тикающая внутри меня, без предупреждения взрывается. Зажмурившись, я кричу о своём наслаждении ему в лёгкие. Ноги перестают держать — я стою лишь потому, что меня держит он.

Поцелуй прекращается так же неожиданно, как начался. Мои ладони снова упираются в стол, кожу бёдер и ягодицы покрывает брызгами горячего. Сквозь пелену шока продирается мысль: «Я же пью таблетки. Можно было и в меня». Кажется, я действительно свихнулась.

Знаю, что уже совсем скоро — максимум через минуту — реальность навалится на меня всем своим отрезвляющим грузом, и я увижу себя со стороны. Согнутую над столом, с задранным подолом и растёкшейся тушью. В сперме парня, которому сегодня исполнилось только двадцать три. Смогу ли я с этим справиться?

Чувствую его руку на талии и в следующую секунду оказываюсь стоять к Матвею лицом. Его глаза даже чернее, чем были до этого, лоб и шея покрыты мерцающей плёнкой пота. Я не успеваю разбиться о реальность — его губы, накрывшие мои, и короткий рывок, усадивший меня на стол, лишают такой возможности. Обнимаю его шею руками, ногами стискиваю бёдра. Молодой, горячий, влажный от жара. Я не просто позволяю себя целовать — я сама целую его.

— Я не так хотел… Хотя пизжу. Так я хотел тоже.

Меня разбирает смех. Он рвётся из самых недр груди, воздушный, радостный, необъяснимый, чуточку истеричный.

— Мне мало. Хочу ещё. — Матвей упирается в меня лбом и размазывает мои губы по моему же лицу большим пальцем. Его шёпот хриплый, одержимый, и потому особенно завораживающий: — Сейчас я вызову такси и поедем ко мне.

Стелла

«Что я делаю? — мысленно спрашиваю себя, пока пробираюсь на заднее сиденье подъехавшего такси. — Что творилось у меня в голове, когда я согласилась поехать к нему домой?» Запах пыли и синтетического ароматизатора, которым насквозь пропитан салон дешёвого авто, удваивает сомнения. Сжав колени, я смотрю на дверную ручку слева от себя. Ещё ведь не поздно потянуть её и выйти.

Но эти мысли как по щелчку вылетают из головы, когда рядом опускается Матвей и простым, естественным движением закидывает руку мне на плечо, прижимая к себе. В ту же секунду ком из страхов и вопросов трансформируется во что-то мягкое и тёплое, позволяющее мне ещё немного не думать. Остаться одной — означает начать грызть себя заживо, а рядом с Матвеем я получаю отсрочку. Я устала ходить идеально прямо. Хочу улучить ещё немного времени, чтобы расслабить затёкшую спину, откинуться назад и позволить чему-то меня держать.