Потому как аварий на гололёде в действительности прибавилось, как и нам работы. Так что мои слова — лишь отчасти ложь, а в целом я говорю правду. Но всё равно червячок внутри меня начинает грызть. Никогда у меня от родителей не было секретов, вранья. И это причиняет мне дискомфорт. Становится дико стыдно. Хоть и в первую очередь я думаю о них. Об их здоровье.

— Хорошо. Но ты, Соня, пожалуйста, будь осторожнее.

— Хорошо, мама. Как там папа? Я соскучилась по вам. Мне очень вас не хватает.

— Папа хорошо. Привет тебе передаёт, а ещё сказал, чтобы ты наконец бросила свою работу. Ты сутками пропадаешь на ней. Света белого не видишь.

Тут, конечно, они правы, но я слишком сильно люблю своё дело, свою работу. С детства мечтала спасать и лечить людей. Поэтому не могу я отказаться от того, что приносит моей душе радость, хоть и не всегда.

Родители периодически заводили со мной разговоры о смене работы, порой мы даже ссорились на этой почве. Но ничего они не добились. Я твёрдо стояла на своём, желая работать там, где нравится, и делать то, что люблю всей душой.

А тяжело на всякой работе. Поэтому бросать любимое дело я категорически не собираюсь. Ни сегодня. Ни завтра. Никогда.

— Мам, ты же знаешь, как я люблю то, чем занимаюсь. Это моя жизнь.

— Соня, мы с папой всё прекрасно понимаем, но ты же молоденькая девочка, а уже работаешь как проклятая, днями и ночами.

— Мам! — сказала резко. Ругаться я не хочу, но этот разговор меня доконает. — Давай не будем об этом. Я не хочу с тобой ругаться.

— Хорошо, — мама согласилась, но в её голосе я услышала расстройство, и чувство вины в который раз принялось царапать мою душу.

— Мам, прости, пожалуйста, — в голосе раскаяние и грусть.

Я не хочу ругаться с родителями, но из-за всей этой ситуации на работе — всё это давит на меня, выводит из равновесия, отчего я злюсь, нервничаю и сама не своя. Но мама тут ни при чём, и в чём-то, конечно, она права. Но сейчас для меня моя работа — это жизнь.

— Всё хорошо, доченька. Просто мы с папой волнуемся за тебя.

— Всё хорошо, мамуль. Ты не переживай.

Ещё какое-то время мы поговорили с родительницей, потом тепло попрощались, ну а я, переодевшись в удобную одежду, поплелась на кухню.

Аппетит пропал окончательно, хотелось только выпить кофе, от которого я уже начала чувствовать зависимость. Поэтому, заварив себе чашку ароматного напитка, я устроилась за столом, устремив взгляд на непогоду за окном — а метель снаружи разбушевалась не на шутку.

Вот и как идти по такой погоде, когда всё замело, и передвигаться тяжело и невыносимо? И такси не вызовешь, потому как либо цену заломят несусветную, либо добираться будем трое суток по такой-то погоде.

Но выбора у меня нет — приехать на работу нужно вовремя. Уверена, что Шестинский проконтролирует, во сколько я пришла — и пришла ли вообще. Хоть он и прекрасно знает, как я отношусь к своей работе. И именно этим и манипулирует.

Допив кофе и помыв кружку, направилась в свою комнату. Укутавшись в плед, легла на кровать, предварительно выключив звук мобильного, чтобы меня не беспокоили. Всё же нужно хорошо отдохнуть, чтобы на работе не совершить никакого косяка, от которого не только моя голова полетит, но и кому-то может стоить жизни. А я не могу позволить это допустить.

Поставила будильник, чтобы не проспать. Я закрыла глаза, зарывшись носом в плед, и моментально погрузилась в царство Морфея.

Соня

Смена была очень тяжёлой, выматывающей: много пациентов с лёгкими и средней тяжести увечьями.

Но ближе к обеду привезли мужчину в тяжёлом состоянии, которого сбила машина на большой скорости. Водитель скрылся с места происшествия, но у аварии были свидетели, они и спасли жизнь пострадавшего, хотя сам он был в ужасном состоянии.

Мужчину доставили с множеством переломов, трещин, ушибов и сотрясением мозга. По дороге в клинику ему укололи обезболивающее, но оно, к сожалению, не очень-то помогало ему — пострадавшему было больно. Он был в сознании и поскуливал, превозмогая боль, зажмуривая глаза.

Даже мне, повидавшей на этой работе немало травм различной степени тяжести, стало плохо от увиденного пострадавший был в тяжелейшем состоянии. Требовалась срочная операция и слаженная работа всего персонала.

И я, собрав все силы, которых у меня оставались лишь крохи, погрузилась в работу.

Операция была тяжёлой и сложной, она длилась не один час. Ноги гудели, желудок скрючивало, но я старалась отогнать все свои эмоции. Засунуть их куда подальше, глубоко в себя. Потому что в первую очередь главное — состояние пациента, его жизнь, которую мы должны, обязаны спасти во что бы то ни стало.