Но Ветер нажал на кнопку, блокирующую двери, и повернулся ко мне с ледяной усмешкой, от которой мороз пошёл по коже.

– А теперь слушай и не перебивай. Хочешь развода, не проблема. Только ты выплатишь мне неустойку. Молчи, я сказал! Это справедливо: я потратился на свадьбу, но дело не в деньгах. У моей семьи они есть. Своим решением ты опозорила нас перед родственниками и деловыми партнёрами. Кто захочет иметь дело с мужиком, неспособным справиться с собственной женой? Но ради тебя я и на это пойду, если через месяц твоя семья выплатит мне, скажем, двадцать миллионов рублей. Ладно, сделаю тебе скидку, восемнадцать.

– Но почему ты так? У нас нет таких денег, ты знаешь.

– А что ты думала?! Так и поступают с теми, кто кидает честных людей. Да ещё и не так поступают! Тебе пора повзрослеть, Белоснежка. Если, конечно, ты не разыгрываешь сейчас передо мной святую невинность!

Я сидела ни жива ни мертва. В голове был сумбур, я почти ничего не понимала. Только эти «восемнадцать миллионов». Может, он меня проверяет, пугает?

Я посмотрела на Ветра. Он был спокоен, хмур и сосредоточен. И не сводил с меня глаз тёмных, как омут глаз.

– Если этих денег ты не вернёшь, то я сам заплачу их надёжным людям, чтобы они подкараулили тебя и привезли ко мне. А там с удовольствием посмотрю, как они пустят тебя по кругу. И не будут так аккуратны, как я.

Он погладил меня по щеке, почти нежно, смахнув слезинку, а потом убрал руку, но я видела что ему стоит его ледяное спокойствие. Он меня не простит. Хуже того, накажет, как сказал.

– Я своё слово сдержу, не сомневайся.

Жёсткий, холодный тон хлестал меня не хуже плети.

– Но я готов, ради своей любви к тебе, простить эту выходку. Но только один раз, Белоснежка. Я дам тебе три дня, если к пятому числу этого месяца к полудню тебя не будет на этом самом месте, значит, ты решила разводиться. Тогда и я решил.

– Ты же говорил, что любишь меня? – всхлипывала я, понимая, что ловушка захлопнулась. Никто больше не спасёт зверька, попавшего в шёлковый силок. – И позволишь кому-то дотронуться до меня?

Я решила взывать к жалости, хотя есть ли она в этом жестоком и властном мужчине, который теперь по праву и закону считался моим мужем!

– Если ты сбежишь, значит, мошенница. Может, ты и не так невинна, как изображаешь? Находишь богатых мужчин, провоцируешь их, а потом обдираешь до липки.

– Мне от тебя ничего не надо, – лепетала я.

– А мне от тебя надо всё! Ты сама мне нужна, Белоснежка! И я позволю им это с тобой сделать. И буду смотреть, чтобы запомнить и никогда больше не попадаться на удочку такой расчётливой суки, как ты! Пошла вон!

Он нажал кнопку, и двери открылись. Я вышла, всё ещё всхлипывая и дрожа сильнее, чем накануне вечером. Бешено колотился пульс, я стояла, прижимая сумочку к груди, и продолжала всхлипывать. Я вся сжалась настолько, что плечи сковало, а в груди разлилась боль.

Ветер больше не смотрел в мою сторону, он закрыл двери, машина резко развернулась и выехала из арки. Время, отпущенное на раздумье, начало свой стремительный бег.

Три долбанных дня тянулись очень медленно. Я не мог работать, толком не спал и не ел. И всё же заставил себя с головой нырнуть в дела, несмотря на поселившийся в голове хаос.

Я не позволял себе думать о ней, а когда забывался, то ощущал горечь, до тошноты подкатывающую к горлу.

– Ты сдержишь своё обещание? – спросил отец на исходе третьего дня. – Покажешь ей слабину, и баба вмиг это почует. Они как стервятники, чуют мертвечину и ждут, пока смогут полакомиться твоим трупом.

Я кивал и уходил от разговоров. Мне не хотелось думать о Белоснежке, о моей черноволосой принцессе. Такой недоступной и одновременно сладкой. Хотелось облизать её всю, укусить плечо, а потом покрыть это место поцелуями.

Я накажу её. Я заставлю пожалеть о том решении, которое она приняла после свадьбы.

Она будет умолять меня трахнуть её и порвать целку, а я не буду торопиться. Всегда есть способ получить удовольствие от женщины, не лишая главного.

Спал я мало и со снотворным. А когда удавалось забыться, сжимал подушку, представляя, что это Она.

Утром решающего дня я съездил к Вере. Давняя верная и похотливая сучка обрадовалась моему визиту и безропотно, не говоря ни слова, опустилась на колени, обнажив свой белоснежный упругий зад.

Я ворвался в неё почти на сухую, но Вера улыбалась и подмахивала, бесстыдно постанывая и посасывая свой средний палец. А я не хотел смотреть на неё, но представлял на месте этой первосортной шлюшки свою девочку.